Она испытывала к нему самые нежные чувства и не хотела причинять боль. Ее любовь принадлежала Аллину, и отдать ее другому было невозможно.
И тогда, отстраняясь от Джованни, Вайолетт вдруг поняла: довольно ждать, надо что-то предпринимать.
Доверенность, оставленная на ее имя у одного флорентийского банкира, казалось, не имела ограничений. Вайолетт сняла со счета сумму, достаточную для путешествия вдвоем.
Она долго думала, стоит ли просить Джованни сопровождать ее. Одно дело, когда он ночует с ней под одной крышей в деревне, где все его знают, в двух шагах от дома его матери, и совсем другое — в посторонних гостиницах и пансионах, даже если у него будет своя комната поодаль от ее. Вайолетт беспокоила не собственная репутация — она осознавала, что давно ее потеряла. Она волновалась только из-за того, что слишком стала полагаться на молодого итальянца, и непонятно, как он будет воспринимать это в дальнейшем.
Но отправляться в путешествие без сопровождающего было бы слишком неразумно. По ее подсчетам, она была на шестом месяце беременности, и, кроме того, ей не следовало самой носить тяжелый багаж.
Однако оказалось, что проблема не в том, позволить ли Джованни сопровождать ее, а в том, как отговорить его от этого. Едва он узнал, что она собирается в дорогу, он просиял от радости, а то, что он поедет с ней, воспринял как само собой разумеющееся. Вайолетт не очень старалась его переубедить.
Сначала они отправились в Венецию, в дом синьоры Да Аллори. Там они никого не нашли, дом был заперт, даже молоток у двери убрали. Они спрашивали об Аллине во всех гостиницах и домах, где пускали постояльцев, но никто его не видел. И среди зарегистрировавшихся жильцов его не было.
Следующим пунктом их путешествия был дом Аллина в Париже. Он тоже оказался заперт. Никто из его друзей не видел его с лета. Они понятия не имели, куда он запропастился, и скучали по нему. Друзья Аллина рассматривали Вайолетт с удивлением. Но если кто-то из них и задавался вопросом, почему она наводит о нем справки и что это за молодой итальянец с ревнивым взором сопровождает ее, они предпочитали держать свое любопытство при себе.
Лондон был последним в списке Вайолетт, и она включила его туда лишь потому, что там они встретились впервые. Но она не имела ни малейшего представления о том, где Аллин тогда жил и был ли у него в Лондоне постоянный адрес. По правде говоря, она даже не могла предположить, зачем бы ему сейчас понадобилось пересекать пролив. Поскольку в других местах им не посчастливилось встретить кого-либо, кто его видел, довольно бессмысленно было бы рассчитывать на удачу на сей раз.
Не зная, куда еще обратиться, Вайолетт стала подумывать о том, что, может быть, стоит найти Гилберта. Ей было интересно узнать, в Европе ли он, придерживается ли он своего обычного образа жизни и что он сказал ее родным в Новом Орлеане. Может быть, он все еще продолжает разыскивать ее? Но больше всего Вайолетт интересовало, не встречал ли он Аллина, случайно или намеренно. Последнее ее особенно беспокоило, потому что она вспомнила, как в Венеции Аллин предложил ей ради собственной безопасности вернуться к мужу.
Приблизительно через неделю после возвращения на виллу, едва отдохнув от путешествия, Вайолетт написала несколько писем, отправив их в те места, которые Гилберт намеревался посетить в первый год своего большого турне. Она абсолютно не была уверена в том, что он удосужится ей ответить, даже если письмо случайно найдет его, но попытаться все-таки следовало. Своего адреса она не давала, только указала, куда во Флоренции можно направить ответ. Если из ее писем что-то получится, она хотела, чтобы у нее была возможность вступить в контакт с Гилбертом в такой форме, какая будет ей удобна.
Ответ пришел из Рима, где муж проводил зиму. Ей предлагалось приехать туда для обсуждения всех интересующих ее вопросов.
Ехать или не ехать? Визит обещал быть нелегким. Вайолетт казалось, что она навсегда отделалась от мучившего ее прежде чувства вины из-за нарушенного ею брачного обета и ухода от мужа, которого она поклялась чтить до самой смерти. Но оно снова вспыхнуло вместе с мыслями о предстоящей встрече. Впрочем, воспоминания о том, как он обращался с ней, поблекли, и Вайолетт больше не боялась его. К тому же она уже не считала, что нападение на Аллина на железнодорожной станции — дело его рук. В конце концов, для чего же она ему писала, как не для того, чтобы выяснить, не встречался ли с ним Аллин, чтобы поговорить о ней? Она должна поехать. Это ее последняя надежда.
Все же Вайолетт отложила поездку сначала потому, что приближалось Рождество, потом еще на некоторое время, так как не очень хорошо себя чувствовала. Наконец, ближе к середине января они с Джованни отправились в путь.
Гилберт жил в пансионате в довольно-таки мрачном месте близ Форума, где пахло кошками, но зато с видом на Колизей. Дверь им открыла разбитная молодая женщина в платье с глубоким вырезом и без всяких признаков нижних юбок под ним. Усадив гостей и подав им по чашке чуть теплого чая, она удалилась, бойко простучав каблучками вниз по лестнице и выкрикнув на ходу слова прощания, слишком небрежного для простой служанки.
Джованни презрительно усмехнулся и мотнул головой, выражая свое мнение относительно вкуса Гилберта. Вайолетт же подумала, что появление этой молодой женщины, возможно, должно было произвести на нее впечатление и вызвать чувство ревности — оно показывало, что не одна она способна отвечать зову плоти. Если так, то Гилберт не достиг цели. Она жалела мужа, который таким образом удовлетворял свою мужскую гордость, и в то же время радовалась, что тот нашел себе утешение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127