Ряды окон изогнутой формы, железные керосиновые лампы… Обслуживание было хорошим, кроме того, он вынужден был отдать должное расположению отеля. До ресторанов и кафе — например, «К-Поль», «Бреннан» или «Антуан» — было рукой подать. Значит, ему не потребуется каждый раз вызывать лимузин и тем самым удастся прилично сэкономить. Но некуда было деться от туристских колясок с откидным верхом, которые запруживали всю улицу перед отелем, от изъеденных молью потников на спинах мулов, некуда было деться от тех звуков, которые они издавали, от их шевелящихся ушей. Без всего этого он прекрасно бы смог обойтись. Впрочем, его нельзя было назвать неженкой. Даже к запаху лошадиного дерьма он смог бы привыкнуть, раз не оставалось другого выхода.
Пока швейцар помогал выбираться из лимузина его жене, Эдисон отдавал шоферу распоряжения относительно следующего утра. Затем он взял Анну под руку, и они вместе прошли через специально открытые для них медно-стеклянные двери парадного входа внутрь отеля. Поднявшись по мраморной лестнице длинного вестибюля, освещенного светом канделябров, и переступив через гору чемоданов оформлявшихся туристов, они направились к лифтам.
Лифт, в который они вошли, оказался пустым. Маленькое чудо из разряда тех, что нечасто случаются в гостиницах. Когда лифт тронулся, Анна повернула лицо к мужу и сказала:
— У тебя странный вид. Что-нибудь случилось?
Это был один из трюков его жены: дождаться того момента, когда формально можно задавать вопросы, зная, однако же, что он не расположен сейчас их выслушивать. Она отлично понимала, что это раздражало его. Порой он думал, что она задает вопросы только потому, что знает, что его это раздражает. Она также прекрасно знала, что он вынужден будет ответить ей вежливо — а вдруг кто-нибудь да подслушает? Чертов имидж требовал этого. Теперь всякий раз Эдисону приходилось сдерживаться и помнить о том, что он кандидат.
— Нет, дорогая, все отлично.
В их номере царили покой, прохлада и роскошь. Все это напоминало мягкий шерстяной ковер. Эдисон плюхнулся в одно из кресел и потребовал себе стакан виски «Бурбон» со льдом. Анна прошла к бару, налила стакан и положила лед из ведерка, оставленного наготове. Не говоря ни слова, она передала мужу стакан и отправилась в спальню. Он слышал, как она там передвигается. Затем хлопнула дверь — Анна пошла в ванную.
Эдисон сделал большой глоток, потом поставил стакан на боковой столик и снял пиджак. Он бросил его прямо на пол и ослабил галстук. Боже! Он понял, что нуждается в душе. После многочасового пребывания на жаре от него воняло, как от дикого борова.
Он хотел расслабиться, но в последние дни это удавалось ему с каждым разом все труднее и труднее. В те минуты он жалел, как никогда, о том, что ради соблюдения своего поганого имиджа пришлось бросить курить. Разве что таблетку принять? Он поднялся, подхватил со столика стакан и прошел с ним к окну. Оттуда открывался вид на крышу нижнего яруса отеля. На небольшом пространстве крыши был разбит стандартный декоративный сад: деревья в горшках, стулья полукругом, пористый, пружинящий пол. Скучно. Он с раздражением задернул шторы и, опершись спиной о стену, стал невидяще глядеть себе под ноги.
Ребекка Бенсон. Рива Столет. До сих пор ощущения от встречи были такие, как будто кто-то сильно ударил его в живот. Или, еще того хлеще, в пах. А он-то думал, что уже все забыл. Во всяком случае, он приложил к этому много усилий.
Боже! А все-таки она была самой сладкой ягодкой, которую он когда-либо в своей жизни пробовал. Все произошло тем летом. Это было его последнее лето свободного человека. Надо было «отрываться»! Он полагал, что неотразим со своим «шевроле» с откидным верхом; он полагал, что девчонки будут укладываться перед ним штабелями… Он очень мало себя знал тогда.
Тот день на пруду… Старик Ботинки боялся шокировать сестер Бенсон. Долго упирался. Но они все три были такими спелыми, такими готовыми, что к ним тянуло всякого с непреодолимой силой. Дрожь прошла у него по спине, когда он услышал их смех. Он поклялся себе, что поимеет всех трех еще до конца лета. Он никогда ни с кем не делился этой своей тайной. Даже с Ботинками. Ботинки… Он просто не смог бы этого понять и оценить. А вот Эдисон понимал. Ему нужно было сделать нечто, что укрепило бы его в своих собственных глазах. Ему нужно было самоутвердиться. Он должен был доказать себе, что способен окружить себя удовольствием, способен сделать себе хорошо, даже если для этого потребовалось бы пойти поперек воли других. Он должен был доказать себе, что может расположить к себе людей, заставить их любить себя. Хотя бы временно. После получения ожидаемого — гори все синим пламенем. Ему будут неинтересны переживания этих людей после того, как он получит от них то, чего станет добиваться.
С Бет все было просто. Еще неизвестно, кто кого заманивал в свои сети. Она была полностью готова повернуться спиной к далекому мужу и лицом к маленьким жизненным радостям, к тому, чтобы провести с парнем ночку на сеновале и показать ему. чему она научилась за время замужества. Вторая… как бишь ее звали? Мэри? Марта? Нет, Маргарет. Точно, точно… Из всех трех она была самой благочестивой. Из рассказов опытных людей Эдисон знал, что порой благочестивые оказывались в любви самыми пылкими. Она все хихикала и строила застенчивые улыбочки, делала вид, что возмущается, когда он ее целовал. Но видно было, что ей это нравится. То жестом, то взглядом она всячески поощряла его. Если бы было время, он несомненно забрался бы к ней в трусы.
Но времени не осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134