— Не могу никак привыкнуть к тому, что это ты. Так сильно изменилась.
— Никто не может сохраниться прежним, если только не заспиртоваться.
— Конечно… Но ты настолько теперь другая, будто зачеркнула всю прежнюю жизнь и начала с белого листа, заново.
Рива упрекнула себя в том, что сразу не поняла, что это один из обычных трюков, которыми пользуются политические деятели для того, чтобы расположить к себе публику. Она улыбнулась:
— Ты хочешь сказать, что мне удалось преодолеть в себе мое низкое социальное прошлое?
Он пожал плечами:
— Что-то вроде этого.
— Если так, то это не было особенно трудно. Таких, как я, называют «двойняшками». Это человек, которого уже не устраивает его прежняя жизнь, но который чувствует себя в высших эшелонах все еще не в своей тарелке. Человек, который одновременно живет в двух измерениях.
— Но создается такое впечатление, что ты всецело теперь принадлежишь высшему обществу.
— Если это комплимент, то я благодарна за него.
— Но все же неужели никогда не вспоминается…
Он явно начинал хитрить.
Она холодно прервала его:
— Я не привыкла в своей жизни оглядываться назад. Это не-вы-год-но.
— Никогда? — тихо спросил он.
— Насколько удается, — жестко ответила она и тут же переменила тему: — Где сегодня Анна? Наверное, носится по делам твоих выборов?
— Сегодня вечером у нее встреча в каком-то женском клубе. Но сейчас я оставил ее на Ройял-стрите, она шныряет по антикварным лавкам.
— На Мэгэзин она сможет сделать более качественные покупки.
— Покупать она уже не станет. У нас и так весь дом забит старинным хламом.
— Мне тоже очень нравится этот, как ты называешь, «старинный хлам».
Он хмыкнул:
— Это единственное, что вас объединяет.
Его внимание стало более рассеянным. Он обозревал зал, где они сидели, приглядывался к лицам. Женщина, которая сидела за соседним столиком, приветливо улыбнулась ему. Он автоматически кивнул в ответ, одновременно проверив узел галстука и поправив волосы.
— А ты современный мужчина, как я погляжу.
Если он даже и поймал сухость ее тона, то не обратил на это внимания.
— Я вырос среди старинной мебели и антикварных тарелок. Мне это надоело еще с детства. Я люблю современные гладкие поверхности. Без всяких там завитушек и извилинок, которые только пыль собирают.
— Это заблуждение, дорогой. Пыль гораздо гуще ложится именно на современные гладкие поверхности.
— Мне все равно, я ведь не уборщица.
— Именно — все равно, — сказала Рива, улыбнувшись тому, что хоть здесь он уступил ей.
— Ты дразнишь меня? — нахмурившись, спросил он.
Она удивленно подняла брови и взглянула на него чистым взглядом.
— С чего ты взял?
— Ты всегда была хитрюгой. Но мы здесь не для того, чтобы вести разговоры об этом. Как, впрочем, и не об Анне, и не об антиквариате, и не о пыли. Я пришел для того, чтобы узнать, что ты имела в виду, когда угрожала мне?
— По-моему, я это ясно выразила еще в субботу. Эта встреча, если ты помнишь, пришла в голову отнюдь не мне. Все, что я собиралась тебе сказать, я сказала после митинга.
— Ну и что? Я тоже ответил тебе тогда, и мне нечего прибавить к ответу. Но ведь ничего на этом не закончилось, так?
— Да. Но теперь посмотри правде в глаза: или ты решишь сотрудничать со мной, или рискуешь выдержать шторм, который поднимает в прессе моя информация.
Его губы искривились в ухмылке.
— Как я уже говорил в субботу, шторм придется выдерживать не одному мне. Ты не пойдешь к журналистам.
— Я изменилась гораздо сильнее, чем ты думаешь.
— Даже если и пойдешь, ты не добьешься этим того, чего хотела. Ведь насколько я понял, тебе нужно разлучить Джоша и Эрин?
— Да, мне не удастся добиться нужной цели, — согласилась она. — Но, по крайней мере, я получу удовлетворение от совершенного.
— Я сам могу удовлетворить тебя. — Его голос стал приглушеннее. — Если ты будешь играть со мной открытыми картами, я, пожалуй, смогу найти способ отослать сына из города на месяц-другой.
Приход официанта с подносом снял необходимость быстрого ответа на это предложение. Рива сидела, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза ресницами, и пыталась успокоить себя. Она ненавидела конфликты, ненавидела то состояние обеспокоенности, которое не покидало ее все последние дни. Куда пропала ее спокойная, уравновешенная жизнь?..
Так или иначе, а останавливаться было поздно. Она уже вступила на эту дорогу, и ее надо пройти до конца. Но прежде она чувствовала необходимость прояснить некоторые вещи Эдисону Галланту.
Когда официант ушел, она наклонилась вперед и заговорила тихо, но четко:
— Слушай меня очень внимательно. Потому что я не буду этого повторять. Я не лягу, подчеркиваю — не лягу с тобой в постель!
— А вот мне кажется — ляжешь, — сказал он, захватив вилкой салат и отправляя его в рот. Он с хрустом жевал и улыбался ей.
Она тоже положила в рот хрустящий шпинат, хотя не чувствовала никакого аппетита.
— А тебе не приходило в голову, что у меня в запасе может быть припасен еще один… я бы сказала, скандальчик? Мне надо будет только бросить прессе намек. Всего лишь намек. А ты знаешь, что журналисты — лучшие в мире сыщики. Они все сами раскопают, и я останусь в стороне.
Он тяжело сглотнул. Загар сошел с его лица.
— Что ты хочешь сказать этим? Какой скандал ты имеешь в виду?
— Мне кажется, ты знаешь.
— Сука!
Употребление в такой обстановке в ее адрес столь уличного термина изумило ее. Рива заглянула ему в лицо и увидела обращенный на нее убийственный огонь гнева и ярости. Ей вдруг стало зябко. Она была смущена. Под другим скандалом она подразумевала гибель Бет и причастность к этому Эдисона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134