Устав от долгого сидения, Шарль поднялся и обогнул кресло. Из корзины торчал уголок письма Сильви, Шарль сунул его поглубже. Почерк был изящный, но все же не такой изящный, как у Юдифи, да и не такой родной. Шарль невольно взглянул на панель, закрывавшую сейф. Блокноты по-прежнему лежали там, как бомба с часовым механизмом, и Шарль мог в любое время его завести. Но он мог также и передумать, уничтожить доказательства, отослать мучения жены в бездну. Поверить, что они с дочерью стали жертвами военного произвола. Это официальная версия семьи Морванов, далекая от страшной и уродливой реальности. Эту версию можно спокойно списать на ужасы истории этого века, а о них не принято говорить в эпоху экономического процветания; когда правду стыдливо прикрывали такой непроницаемой завесой, что даже члены его семьи могут спросить: «Кто такая Бет?»Ответ на этот вопрос был трагический. Шарль подошел к стене, и уже протянул было руку, чтобы отодвинуть панель, как по внутренней связи сообщили:– Здесь мадам Морван, мэтр.Растерянный, он вернулся к столу и нажал кнопку.– Мадам Морван? Которая?– Ваша мать, – ответила секретарша. – Я провела ее в приемную.– Незамедлительно пропустите ее ко мне, – нервно ответил Шарль.Клара редко приходила в контору: за десять лет она была здесь всего два раза. Он сам открыл дверь кабинета и с облегчением отметил, что она уверенно идет впереди секретарши. Взяв сына за плечо, Клара легко поцеловала его в щеку, потом, не дожидаясь приглашения, села.– Я была у кардиолога, – сказала она.Клара с удовольствием смотрела, как он побледнел и забеспокоился, потом продолжила:– Не бойся, со мной все хорошо! Давление, кардиограмма… Словом, врач спокоен и я тоже. А стоило мне сказать, что я обожаю заниматься правнуками, как он тут же расписался в моем добром здравии!– И ты решила это отпраздновать?– А в чем дело?– Ну, это как-то странно… Шампанского?– Нет, не сейчас. Давай вечером, дома, я угощаю!– Отлично, буду иметь в виду. А теперь, мама, скажи, зачем ты пришла.Улыбка Клары исчезла, она подыскивала слова. Потом повернулась и взглянула на рыжеватую кожаную обивку двери, как будто хотела убедиться, что они одни. Сын с интересом наблюдал за ней.– Шарль, есть то, о чем мы никогда не говорили… Наступила пауза; Шарль был невозмутим.– Врачи полны оптимизма, но мне уже семьдесят девять, – продолжила Клара.– Оставь возраст в покое, проблема не в нем.– Пока нет… Но когда-нибудь настанет день, и тогда я хотела бы уйти спокойно.– Спокойно? Вряд ли это возможно, мама.В глазах Шарля сверкнул металл, и она узнала этот блеск. Его будет трудно убедить, какими бы ни были аргументы, но это надо сделать – они и так слишком долго тянули.– Выслушай меня, – твердо попросила она.– Я тебя слушаю! Я слушаю тебя, хотя и не желаю этого слышать. Ты не дала мне говорить, когда я хотел. Ты вынудила меня молчать и допустила ошибку.– Нет! – воскликнула она, стукнув ладонью по столу.Очень знакомый жест, он сам так часто делал.– Нет, Шарль! Есть молчание, которое дороже любого признания!– Это тебе так казалось, а я подчинился. Потом часто в этом раскаивался.– Почему? Ведь у нас договор: семья прежде всего!– Да… Не мог же я оставить на тебя одну пятерых детей, но теперь-то они выросли.Она осознала угрозу и похолодела.– Я запрещаю тебе мстить им! Ты ждешь моей смерти, чтобы стравить их? Не могу поверить, что это ты… Ведь тебя я больше всего любила и уважала, из-за тебя больше всего перенесла. Наверное, из-за этого все так и получилось! Если бы я могла взять на себя твою боль, я бы это сделала, я бы…– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – сухо отрезал он.– Нет, понимаю! Ты просто не знаешь силу материнской любви. К сожалению, отец – это совсем другое.– Мама, ты тут ни при чем!– Все остальные тоже! Все давно закончилось, Шарль. Закончилось! Сегодня у нас есть только подозрения и…– Доказательства.Он сказал это так спокойно, что ее охватила паника. Она не хотела думать об этой тайне, но боялась, что однажды узнает все. В тот самый день, когда она увидела его на перроне вокзала, узнала среди огромной толпы, хотя за годы плена он сильно изменился, Клара поняла, что ему известно гораздо больше, чем ей.– Доказательства? – бесцветным голосом спросила она. – И ты их хранишь?– А ты как думаешь?Она смотрела сыну в глаза. Она хотела бы узнать правду, но только не всю. Не всю! Если позволить ему говорить, то он перейдет границу, которую она определила, разорвет их пакт.– Стой! – протестующе вскинула руки она.Переведя дыхание, она добавила срывающимся голосом:– Если ты не можешь простить, то кто же простит твои грехи?Она пожалела, что пришла к нему. Неужели она так боялась смерти и того, что Шарль сделает после? Пока она жива, он ничего не скажет, даже если и не давал слово молчать, но потом… Неужели он безжалостно уничтожит семью? Она создала, она оберегала этот клан. И что теперь? Она должна остановить его, но что она может сделать? Она понадеялась, что время излечит его ненависть, это была ее самая большая ошибка.– Ты хочешь оставить сыновьям одни руины? – вздохнула она.– Не только. Еще я оставляю им имя матери.В горле у Клары застрял комок, и она судорожно сглотнула.– Шарль! Ты хочешь, чтобы страдало каждое следующее поколение?– Они не меня будут проклинать.Клара не заплакала, а, встав во весь рост, смерила сына взглядом. Тот опустил глаза и пробормотал:– Я вызову тебе такси.– Нет уж, спасибо! Я поймаю по дороге, если вдруг устану, а сейчас я хочу пройтись.Она была уже почти у двери, когда он догнал ее, неловко схватив за плечи.– Ты сделала то, что должна была, я тоже. Я хочу, чтобы ты была здорова, чтобы прожила двести лет…– Шарль!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90