– Я не покупала его. Говорю тебе, я вообще никогда раньше его не видела. Он был… здесь. Вместе с зеркалом. Как… как и все остальные вещи.
– О! – Бесстрастный тон Мод говорил о каком-то предположении. – Тебе следует убрать его с глаз долой. Вместе со всеми другими вещами.
Практически других вещей было вовсе не так много. Маленькая горстка, и, подобно браслету с черепахой, на каждом предмете лежала печать времени и тлена. Золотая пуговица с искусной резьбой, украшенная колечком из мелких жемчужин; красный камень размером с ноготь большого пальца, сверкающий так, что Глори всегда воображала, что это настоящий рубин, но на самом деле это было вовсе не так; кружок из ткани, фантастически расшитый золотом и серебром и приметанный к обрывку драного шелка с намеком на то, что этот кружок когда-нибудь может оказаться на роскошной одежде. Коллекция чисто белых, прекрасно подобранных перьев вроде того, которое Данте носил на своем головном уборе, но связанных в нижней части в виде клина с опаленной кромкой, словно эти перья когда-то были веером какой-нибудь дамы. А вот теперь еще и этот браслет в виде черепахи с бриллиантовыми глазами.
Все это, разумеется, странные, искусные подделки. Золото, жемчуга и рубины не могли быть настоящими. Если бы они были таковыми, то стоили бы того, чтобы украсить роскошные королевские наряды. И если бы кому-нибудь вздумалось бросить эти перья или этот расшитый шелк в огонь, они не сгорели бы так быстро, чтобы их нельзя было спасти. Глори часто брала их в руки, любовалась ими и пыталась представить человека, которому могли принадлежать такие никчемные безделушки… и в который раз задумывалась над тем, кто мог оставить украшения рядом с зеркалом, чтобы они попались ей на глаза.
– Что ж, я положу его вместе с другими вещами через минуту-другую.
Глориана надела браслет на запястье. Черепаха мерцала на фоне ее бархатистой кожи. Стоило приложить немного усилий, и могла бы засиять снова и цепочка. Глориана сгибала и разгибала пальцы, отмечая, что они казались более тонкими и изящными в соседстве с украшавшим ее руку браслетом.
Краем глаза она поймала свое отражение в зеркале и почувствовала, что не может от него оторваться. У нее было такое ощущение, будто она тайно следила за какой-то другой женщиной, примеряющей этот изысканный браслет, – за настоящей владелицей этого браслета, кем бы она ни была.
И вдруг словно праздная мечта Глори начала управлять зеркалом. Отражение задрожало и переменилось, и в зеркале появилась женщина, очень похожая на нее, высокая и стройная, рыжеволосая, но одетая в платье, сшитое из многих ярдов сияющего шелка. Платье это было усыпано аппликациями в виде тонко расшитых золотом и серебром кружочков. От корсажа с вызывающе глубоким декольте отходил вниз, до самой талии, ряд золотых с перламутром пуговиц. Некое замысловатое металлическое сооружение – оно выглядело как корона – словно удерживало ее голову на месте, сверкая сотней рубинов, проглядывавших между ее локонами. Ее запястье украшал браслет с черепахой, чьи маленькие бриллиантовые глаза ловили лучи света, когда она прикрывалась своим веером и бросала поверх его перьев красноречивые взгляды на высокого, плечистого мужчину с глазами цвета бронзы, казавшегося очарованным ее женским кокетством…
– Боже, как я его ненавижу! – Глориана с силой ударила по подушке, на которой стояло зеркало, забыв о том, что оно могло разбиться. И оно действительно упало с глухим стуком.
– Ну не надо, – проговорила Мод голосом, в котором слышалось терпение человека, тысячу раз повторявшего одно и то же. – Давай спрячем его в твой тайник за стенной панелью, а потом ты положишь этот браслет – этого жука – вместе с остальными вещами. И никогда больше не взглянешь на него снова.
– И верно. Я никогда больше не буду его доставать. – Глориана сорвала с запястья браслет и сбросила его с пальцев, как брезгливая девчонка могла бы отшвырнуть с ладони наживку-червяка. Она оглядела себя, успокаиваясь при виде знакомых складок будничного зеленого хлопчатобумажного платья со скромно обшитыми материей пуговицами, застегнутыми до самой кромки высокого выреза вокруг шеи. Ни на какую вышивку на нем не было и намека. Не было ни мерцания драгоценных камней, ни смешного веера из перьев и уж тем более манящих взглядов поверх него на какого-нибудь мужчину, с бронзовыми ли глазами или с какими-нибудь еще.
Глориана задалась вопросом – что мог бы подумать Данте, если бы она надела браслет специально для него. И неожиданно для себя снова надела его на запястье.
– Ненавижу зеркало! – твердила она.
Родина Данте, Италия, была страной гор и жаркого солнца, но он никогда не чувствовал такой близости к небу, как здесь, направляя фургон Глорианы по просторам земли, которую называли Аризоной. Теперь он понимал, почему кое-кто из конкистадоров не возвращался в свои страны и поселялся в Новом Свете, приняв вечное изгнание.
Родная земля под ярким небосводом заполняла собой все и господствовала над всем. Здесь же все было по-другому, хотя он и не понимал почему. Земля, по которой громыхал фургон, виделась ему не больше чем подставкой для громадной чаши неба, хотя, как и в Италии, на горизонте вырисовывались горы. Солнце жгло, казалось, все сильнее, он чувствовал, как высыхала кожа на ладонях и на кончике носа и как туго натягивалась она на скулах. О, этот палящий зной! На него часто жаловались белокожие габсбургские солдаты короля Карла V. Еще ребенком Данте просил мать объяснить ему, почему они так страдали от солнца, а она говорила сыну, что одним из благ смешения немецкой габсбургской крови Карла с ее итальянской наследственностью был средиземноморский цвет лица, делавший его безразличным к солнцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107