Накануне вечером он держал ее в своих объятиях, целовал, и ей показалось, что это будет длиться бесконечно. Теперь ей понятно, почему он так внезапно оставил ее одну.
– Когда ты… когда ты… эти нежные слова, которые ты произносил, когда… целовал меня, все эти слова и поцелуи принадлежали тоже Елизавете? – От отчаяния Глориана не находила нужных слов.
Он резко откинул голову, словно от пощечины:
– Нет! Глориана, чувства, которые я питаю к тебе, несравнимы с моим отношением к Елизавете.
– Разумеется! Она же твоя суженая. А я всего лишь шлюха из цирка, с которой ты решил поразвлечься в ожидании новой встречи со своей драгоценной Елизаветой.
О Боже, она ничему не научилась! Столько лет мать на ее глазах тосковала о мужчине, который не мог отказаться от своих прежних обязательств, и вот теперь то же самое происходит с нею самой. Как она могла так попасть впросак? Браслет с черепашкой скользнул по ее руке, холодный и тяжелый. Она накрыла его рукой. Теперь он будет навсегда ее талисманом.
– Тебе не удастся отобрать его у меня.
– Браслет ты можешь оставить себе. Но предупреждаю тебя, Глориана, зеркало будет моим.
Она вызывающе встретила его взгляд, но этот вызов растворился раньше, чем угасла жесткая решимость в его глазах.
– Оно будет моим, как бы ты ни старалась его спрятать или как-то иначе уберечь от меня. Никто не сможет этому воспрепятствовать.
Она могла бы, вероятно, найти сотню резких ответов на эти слова, тысячу умных и колких замечаний, но что-то, казалось, замедлило течение ее мыслей. Все, на что ее хватило, это размахнуться изо всех сил ногой и ударить его прямо по голени.
Она не смогла тут же убежать от него из-за адской боли в пальцах ноги, словно они наткнулись на ствол крепкого дуба. Может быть, следовало бы подумать о последствиях, прежде чем решиться на такой удар. Она отшатнулась, ожидая, что Данте по меньшей мере ее обругает.
Вместо этого он просто повернулся и исчез в кромешной тьме, окружавшей их временное пристанище.
Глава 12
Данте шагал в темноте, проклиная свою глупость. Чего он ожидал? Что они ему поверят?
«Вы среди друзей…» Его сердце сжималось при воспоминании об этих словах, о мягком изгибе губ Гло-рианы, когда она просила его рассказать ей всю правду. И как болтливая обезьянка, нет, как большая, старая человекообразная обезьяна – так его назвала Мод, – он проболтался. Он выложил перед Глорианой все как на духу, больше правды, чем могло вместить ее сознание. И гораздо больше того, что он хотел бы ей открыть. Он вовсе не собирался рассказывать ей ни о Елизавете, ни о помолвке.
Почему?
Каждая капля его воли должна быть направлена на возвращение в принадлежащие ему по праву эпоху и страну, чтобы потребовать себе по тому же праву женщину и королевство. Почему он пожалел о том, что рассказал Глориане о Елизавете? Не было никакого смысла скрывать это от нее. И было бы неблагородно обманывать ее ради продолжения приятного развлечения еще на несколько дней.
Он понимал, что, узнав о его помолвке с другой, она никогда больше не посмотрит на него с этим чудесным светом в глазах.
Вдруг он услышал за спиной легкий шелест шагов, как будто его мысли о Глориане возымели какое-то колдовское действие:
– Данте!
В небе поднялась луна, заливавшая загадочную землю мягким серебряным сиянием, напоминавшим свет самых лучших свечей в отцовском дворце. Данте обернулся на ее голос и с горечью увидел то, чего боялся, – что-то в ней прискорбно изменилось. Глориана энергично шагала с деловым видом по залитой лунным светом земле, обходя торчавшие повсюду пучки жесткой травы. Поравнявшись с Данте, она посмотрела на него, и ему показалось, что луну закрыло облако, настолько безотрадным было выражение ее глаз.
Всю свою жизнь Данте Тревани жаждал быть замеченным, наслаждаться восхищенным вниманием в равной степени и безликой толпы, и надменных вельмож. Но в эту минуту он готов был благоговейно молиться на одну только волшебную улыбку Глорианы, во мраке не замеченный, не видимый никем, кроме нее.
– Я не ожидал, что ты пойдешь за мной.
– Мне кажется, ты не дал себе труда хорошенько подумать, когда так стремительно удалился.
Да, она была права. Он просто поддался чувству досады и отвращения к себе.
– Мне очень жаль, Глориана. Я понимаю, что мои слова ранили тебя. Как, впрочем, и меня самого, – тихо добавил он.
– Какие еще слова? – Она нахмурилась с весьма озадаченным видом, а затем лицо ее просветлело. – А! Ты имеешь в виду все эти разговоры о вашей помолвке с этой… как ее… Елизаветой Тюдор. Мне нет до этого никакого дела.
– Тебе… до этого нет дела?
– Разумеется. Это твое дело, чем ты займешься, закончив работу у меня. Меня занимает лишь вопрос о зеркале. Поэтому я и направилась за тобой. Теперь, когда мне стало известно, для чего оно тебе нужно, у меня появилась одна идея.
Вид Глорианы говорил о ее полном самообладании и целеустремленности: перед ним стояла вовсе не рыдающая, расточающая упреки женщина, только что узнавшая о том, что ее любимый скрыл от нее свою помолвку с другой. Такой поворот событий должен был его обрадовать. Однако вместо этого его охватила какая-то странная боль, от которой у него почти подгибались колени.
– Когда доктор Ди с помощью зеркала отправил тебя в другую эпоху…
– Значит, ты поверила мне, – прервал он ее, не справившись со своим удивлением. А ведь он был совершенно уверен в том, что они приняли его за сумасшедшего. Данте тут же пожалел о своей несдержанности, потому что ей на минуту изменило самообладание.
– О, Данте, ни одна женщина в здравом уме не поверила бы в эту историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107