До сих пор. Он удивлялся повороту судьбы, столкнувшей его с этой женщиной, которая, по его предположениям, должна была оказаться слабохарактерной и беспрерывно льющей слезы. Вместо этого ему приходится ее уважать.
– Сегодня я буду спать у камина, – сказал он, – а вот завтра хотел бы получить отдельную комнату здесь, внизу.
– Ну вот, отец, мистер Смит не против поспать эту ночь здесь; а завтра у него будет целый день, чтобы выбрать и подготовить себе комнату. – Джиллиан повернулась к огню и с силой бросила последнее полено в разгорающееся пламя. Она хотела показать Камерону, что прекрасно понимает: проиграв, она и выиграла тоже – позволила ему занять отдельную комнату в ее доме, готовить которую для себя будет он сам.
От пляшущих языков пламени Джиллиан зажгла лучину, а от нее – полдюжины свечей, и комната озарилась теплым золотистым светом. Теперь Камерон впервые смог как следует рассмотреть ее.
Раньше он наблюдал за ней издалека, так что ее лицо и фигура были ему в общих чертах знакомы, однако он не подозревал, какая нежная у нее кожа, насколько густы волосы, собранные в узел на затылке. Ее платье, строгое и практичное, из ржаво-красной шерсти, прекрасно подходило для тех случаев, когда она работала с отцом в домах, где всегда присутствовала кровь и другие телесные жидкости. Цвет был выбран правильно, но вот покрой платья казался измененным намеренно, с целью затянуть грудь и замаскировать восхитительный изгиб между бедрами и талией. Некрасивое платье и скромная прическа создавали впечатление строгой умеренности, изгнания из образа Джиллиан всего, что в ней было женственного.
Напрасно. Гибкую и легкую фигуру не могла скрыть уродливая одежда. Не красавица, но тонкая и изящная, что должно нравиться многим мужчинам. Камерон знал многих гораздо менее привлекательных женщин, которые умели выгодно подать достоинства своей внешности. Джиллиан Боуэн, по всей видимости, пренебрегала этими женскими секретами или просто не имела желания их узнать.
Не то чтобы для него это много значило – он ничего не имел против того, чтобы она оставалась серой как мышка и дрожа выслушивала его приказания. Только вот дрожала она не от страха, а от едва сдерживаемой ярости, и эта ярость была ему приятнее, чем страх, а разбираться в причинах такой странности ему не хотелось.
– Трудность в том, – вдруг громко и напористо произнес доктор Боуэн, – что в тот самый момент, когда кровь вытекает из тела, она от соприкосновения с воздухом становится ярко-красной, так что невозможно определить, венозная это кровь или артериальная, если вы не знаете… – Тут голос его затих, и доктор смутился не меньше гостя.
– Ты переутомился, папа. – Джиллиан бросила на Камерона свирепый взгляд. – Уже поздно, ты сможешь продолжить лекцию завтра…
– Продолжу завтра, – покорно согласился Уилтон. Он повернулся к Камерону и, по всей видимости, собирался спросить, кто это такой, но вдруг лицо его прояснилось. – Джиллиан, надо дать постель молодому доктору Смиту.
– Сегодня мистер Камерон может укрыться своим плащом. – Джиллиан осторожно вывела отца из-за стола. Старик стоял, покачиваясь, и казалось, что он может заснуть стоя. Камерон видел такое раньше у маленьких детей: они часто от капризного бурчания мгновенно переходили к глубокому спокойному сну. Хотя сам Камерон многие годы не имел возможности спать спокойно, он не хотел бы оказаться на месте доктора Боуэна: вряд ли крепкий ночной сон стоил того, чтобы ради него потерять накопленные за целую жизнь знания и опыт.
И все-таки ему нестерпимо хотелось испытать ощущение такого приятного пустяка – лежать перед камином, завернувшись в свой плащ.
Пока Боуэны медленно шли из кухни в прихожую, он повернулся к камину и уставился на мерцающее пламя, слушая редкие раздраженные вопросы доктора Боуэна и тихие, успокаивающие ответы Джиллиан.
Они вдвоем – там, он – здесь. Так и должно быть. И все же Камерон чувствовал себя на редкость одиноким. Странное ощущение для человека, который гордится своей склонностью к одиночеству, даже необъяснимое, учитывая то, что он едва знаком с этими людьми и собирается забыть их, как только выполнит свою задачу, если, конечно, они все к тому времени не погибнут.
– Сегодня не очень холодно, папа, – услышал он голос Джиллиан. – Кроме того, если мистер Камерон станет замерзать, он всегда сможет взять одеяло в сундуке, том, что слева от двери.
Она не захотела принести ему одеяло, но устроила так, чтобы гость легко мог его найти. Камерон почувствовал внезапную вспышку удовольствия, но тут же ее подавил. Просто она вела себя так, как от нее ожидали, и в этой равнодушной видимости заботы не было ничего личного. Кукла подчиняется ниткам, за которые он дергает, – так что с того?
Камерон долго сидел, прислушиваясь к звукам, которые она производила, готовя отца ко сну, а позднее – к стукам и шорохам в ее собственной комнате. Потом он впитывал в себя наступившую тишину и гадал, спит Джиллиан или лежит с открытыми глазами и строит планы побега.
Когда огонь в камине почти погас, Камерон нашел тюфяк и, вытащив мягкое тканое одеяло, свернул его и положил под голову вместо подушки. От сложенной в несколько раз шерсти исходил запах лаванды и мыла – Джиллиан, должно быть, постирала одеяло до того, как положить его в сундук. Она собственными руками собирала эту лаванду, сушила и перекладывала ею белье.
В конце концов, он пожалел, что взял одеяло: несмотря на то, что в комнате стало немного прохладнее, ему и так было тепло, а под голову он мог положить что-то, не столь откровенно напоминающее о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89