– Люби меня, Джеффри. Люби меня! Веревочная сетка кровати застонала под его весом.
Прохладный ночной ветер ворвался в окно из прерии и ласково прикоснулся к ее коже. Как приятно, что во сне одежда исчезает сама собой. Как странно и волнующе ощущать мужское тело: твердые губы, влажный настойчивый язык, чуть шершавые от щетины щеки, мозолистые руки… Джульетта вцепилась в его широкие плечи, пока он по очереди нежно прикусывал губами ее соски. Джульетта громко вскрикнула от наслаждения, когда Джеффри прочертил круги на ее животе, а потом начал спускаться ниже, все ниже, пока не прикоснулся к средоточию ее женственности так властно, что вся сдержанность Джульетты, не отпускавшая ее во время бодрствования, растаяла без следа.
– Люби меня!
Она требовала, она умоляла, пока на нее не начали накатываться волны блаженства, лишив способности говорить.
– Я буду тебя ласкать, леди, – прошептал Джеффри спустя бесконечные мгновения. Его хрипловатый голос говорил о том, какими усилиями он держит себя в руках, и ее тело пронизала дрожь. – Но я не возьму тебя на этой кровати и не овладею тобой, когда твои мысли спутаны. Я не стану заявлять на тебя свои права, пока ты не придешь ко мне без всяких сомнений и без сожалений в сердце.
– Я не хочу в тебе сомневаться. – Она вся дрожала. – Если хочешь знать, то мне страшно оттого, что я верю тому, что ты говоришь.
Его рука прекратила свои восхитительные путешествия.
– Насколько ты мне веришь, Джульетта?
Она впервые выразила словами то недоумение, которое не давало ей покоя с той минуты, как она встретилась с этим странным человеком.
– Я верю, что ты искренне веришь во все, что говоришь, особенно насчет того, что ты – рыцарь. Я вижу, что ты всей душой и всем сердцем веришь в то, что давным-давно дал клятву какому-то королю, что ты поклялся завершить свой квест, найдя… пропасть, в которую можно прыгнуть, или гору, на которую можно будет подняться. – Господи, от опия у нее совсем язык развязался! – Мне только жаль, что я сама не могу поверить в то, что это правда.
– А что не дает тебе поверить?
В эту минуту Джульетта не могла назвать ни единой причины.
– Ты актер, – проговорила она наконец. – Профессия актера заключается в том, чтобы заставлять людей верить. Ты… ты ужасно убедителен, Джеффри.
– И сколько времени может особенно умелый актер поддерживать эту временную веру?
– Наверное, пока не закончит играть пьесу.
– Ах, Джульетта! Тогда давай играть ее всю жизнь! Но Джеффри по-прежнему не стал овладевать ею.
Он шептал ей всякую чепуху про квесты, чувство долга и клятвы, а тем временем его тело вдавливало Джульетту в душистые простыни и без всякого заявления его прав доказывало ей, что она не сможет принадлежать никакому другому мужчине. Она ощущала его желание и страсть, чувствовала сквозь ткань брюк его рвущуюся к ней, готовую взорваться плоть. Под ее руками перекатывались тугие мускулы Джеффри, жар его кожи грозил испепелить одежду, которую он отказался снимать. Он снова и снова поднимал свою даму на самую вершину восторга, лишая себя удовлетворения.
Несомненно, это было бы воплощением мечты для тех женщин, которые не признают физической близости, но несмотря на все наслаждение, Джульетта испытала опустошенность и боль, пока не лишилась последних сил, провалившись в более глубокий сон, без всяких сновидений.
Джульетта проснулась к яркому свету дня. Одеяло аккуратно лежало у нее на груди, ленты ночной рубашки были надежно завязаны под подбородком. Тупая боль в висках заставила ее поморщиться. Она подняла дрожащую руку и откинула со лба спутанные волосы. Соседняя подушка была ровной и несмятой, вторая часть постели застлана туго натянутым покрывалом.
Ощупью проверяя узел у горла, она осознала, что ищет доказательств того, что ее сон не был сном.
Но узел был завязан ее обычным способом. Бутылочка с настойкой опия стояла на том месте, куда она ее поставила. Если бы ночью по прерии прошел мужчина, чтобы навестить ее, то наверняка остались бы следы земли, несколько травинок… хоть какое-то свидетельство его присутствия! Но Джульетта ничего не обнаружила. Только внизу живота было ощущение какой-то странной тяжести, да груди стали особенно чувствительными, словно томились по ласкам возлюбленного из ее сна.
Джульетта рассмеялась, и этот неуверенный звук как нельзя лучше соответствовал жаркому румянцу, который она ощутила на своих щеках. Ну конечно же, это был сон: добропорядочная вдова наяву не могла бы так бесстыдно извиваться в ответ на чувственные прикосновения мужчины. А если бы это не был сон – да она никогда бы не посмела смотреть ему в лицо! Пока она таяла, отдаваясь во власть сладкого восторга, Джеффри оставался хладнокровным и отрешенным, великолепно владел собой. Как актер, который заворожил своих зрителей на время спектакля. Джульетта ничуть его не тронула. Она покраснела еще сильнее, вспомнив, какие вольности она ему позволила, почувствовав себя вдвойне униженной из-за того, что он ушел от нее до рассвета.
Она молила небо, чтобы это был сон.
Она молила небо, чтобы это был не сон.
Схватив пузырек с опием, Джульетта подбежала к окну и вылила оставшиеся несколько глотков на землю. А потом она всмотрелась в даль. На фоне горизонта двигалось темное пятно. Арион. Джеффри должен быть где-то поблизости от своего драгоценного коня. Джульетта с силой захлопнула окно и задернула занавески, заточив себя, словно была сказочной принцессой в замке.
В ее прибежище было ужасно тихо, словно это действительно был храм. Так сказал Джеффри. Тут было одиноко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115