(Палатин — придворный, приближенный). Удивительно, когда он успел так возвыситься? Эмма считала, что Эврар не так давно попал в услужение Ренье, но прислуживающие ей женщины держались с ним почтительно и говорили, что Эврар — один из ближайших поверенных герцога.
Она увидела, как Эврар о чем-то переговорил с хозяевами и, подойдя к герцогу и Эмме, сказал, склонившись в поклоне:
— Ложе готово, и вы можете идти почивать.
Герцог даже не пошевелился. Эмма же, представив, что ее опять ожидает, инстинктивно обеими руками схватилась за скамейку, на которой сидела, — такой ужас и отвращение овладели ею. Но это был лишь миг. Эврар выжидательно смотрел на нее, в стороне переминались с ноги на ногу служанки, и, поборов легкое головокружение и тошноту, она решительно встала.
В небольшой мазанке, пристроенной за ведущей наверх лестницей, было тепло. Служанки успели принести ей горячей воды и завесили стены цветными полотнищами, придав грубой пристройке пристойный вид. Кровать была застелена вышитыми покрывалами. От помогли Эмме раздеться, расчесали и уложили на чочь волосы и удалились с поклоном. Она осталась одна, но ненадолго. Вошел герцог, стал раздеваться.
Эмма молча глядела на мужа. Сухая лысая голова, нервное подергивание мышц рта, толстая мощная шея. У Ренье было худощавое мускулистое тело, немного сутулое, но не производившее впечатления старого. Она уже свыклась с его запахом, с этим холодным телом… И все же, когда он лег рядом, Эмма внутренне сжалась. Ей захотелось свернуться в тугой комочек — ночи с Ренье были невыносимы. Он щипал ее тело до синяков, сжимал грудь до боли, будто злился, что она рядом. Учтивый вельможа, за которого, находясь в безвыходном положении, она согласилась выйти замуж, мало походил на распаленного похотью и собственной слабостью старого злобного фавна. Его безуспешным судорожным попыткам, казалось, не будет конца. Эмма покорно выполняла все его прихоти, но он только больше бесился. Его костлявая рука грубо вонзилась ей между ног.
— Сука!.. Вся сухая. Ты не хочешь меня.
— Я покорна вашей воле…
Эмма поперхнулась от неожиданной резкой пощечины. Герцог отвернулся.
— Лежишь как полено. Вся охота пропадает. Ладно, спим.
И вновь, когда он уснул, она не смогла сдержать слезы, которые все лились и лились, обжигая щеки, но хоть немного облегчая душевные муки…
С утра муж был с ней даже приветлив. Ни намека на прошлую ночь. Так было и прежде. И Эмма вторила ему, улыбалась, беспечно справляясь о дороге. Погода была ужасная. Ночью похолодало, и дождь перешел в снегопад, но герцог Длинная Шея не желал больше задерживаться в этой клоаке. Расспросив хозяина и узнав, что в двух-трех лье ниже по реке должен быть мост, за содержанием которого следит местное аббатство, велел трогаться в путь.
Мост действительно был, но находился в столь жалком состоянии, что провалился под последней из телег, и провиант, возничий и лошади — все было поглощено быстрой рекой, и, сколько ни метались по берегу отчаянно ругавшиеся воины, ничего спасти не удалось.
— Бог с ним, — сухо произнес Ренье. — Сегодня мы будем в Реймсе, где нас дожидается моя свита и должный прием.
Он так торопился в Реймс! Еще одна ночь с этой рыжей блудницей, и он не сможет скрыть своей неприязни к ней, что совсем не к лицу молодожену, женатому на принцессе, при помощи которой он хочет возвыситься.
Далее к Реймсу вела старая римская дорога, ехать по которой было удобно, и они продвигались быстро, несмотря на порывы ветра, несшие струи снега с водой. Лишь ближе к вечеру погода несколько улучшилась, ветер стих, но Эмма так озябла и так была утомлена тряской, что, когда сообщили, что они подъезжают, едва нашла в себе силы откинуть полог возка и выглянуть наружу.
Впереди выступала древняя столица Австразии, город святого Ремигия, славный Реймс. Эмма видела зубчатые стены, шатры высоких кровель монастырей, колокольни, кресты. Все это поражало, и город казался величественным, особенно если учесть, сколько раз он возрождался после разрушений, нанесенных многочисленными завоевателями.
Однако Эмму после Руана и мощного Шартра он мало впечатлил. Ее усталый взгляд скользил по скатам крыш, где рваными клочьями серел снег, бревенчатым стенам домов, почерневшим от влаги изгородям, откуда доносилось мычание скота, тянуло дымом и нечистотами.
Эмма постаралась высказать свое удовлетворение окончанием пути, но лицо ее оставалось бесстрастным. Никогда еще окружающее не казалось ей столь холодным, бесцветным, выцветшим… Однако когда они въехали во двор аббатства святого Ремигия, Эмму поразила пестрота и оживленность картины, что развернулась перед ней: повсюду мелькали яркие плащи, сновали нарядно одетые люди, слышался веселый гомон.
Герцога Лотарингии вышла встречать вся свита. Ренье учтиво помог Эмме выйти из возка. Она невольно замерла, пораженная великолепием: двор был вымощен ровными плитами, стены из дикого камня и кирпича покрыты цветной штукатуркой, проемы многочисленных полукруглых окон украшены канонами, а кровля позолочена. Во внутренние покои вели широкие двери с резными единорогами на створках.
Герцог с супругой поднялись на крыльцо, где их с поклоном приветствовал важный дворецкий и уведомил, что к приезду герцога все готово. Потом костлявые пальцы Ренье сжали до боли запястье жены, и чета вступила под своды дворца.
И снова Эмму поразила роскошь убранства. Бронзовые, в человеческий рост, светильники разливали яркий свет, бликами отражавшийся от глянцево-розовых мраморных колонн. Таким же мрамором были отделаны полы, перегородки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24