Тело герцога Уорвика лежало на каменном столе у окна, сквозь которое просачивалось так мало света, что монаху пришлось зажечь еще несколько свечей. Анна стояла не шевелясь и неотрывно глядя на. того, кого еще недавно называли Делателем Королей и чье имя вот уже более десяти лет заставляло содрогаться души лан-кастерцев и йоркистов.Отца уже обмыли, но еще не одели. Его руки покойно лежали вдоль тела, ноги и бедра были прикрыты сукном. Анна видела широкую грудь отца, его упругий плоский живот, жилистые недвижные кисти. Лицо Уорвика было спокойно и прекрасно. Исчезло выражение усталости, разочарования, недовольства. Покой и мир привнесла смерть в его черты. Таким Анна не помнила его при жизни. Отец всегда был слишком подвижным, лицо его постоянно менялось, жило, передавая тысячи и тысячи оттенков душевной жизни.От тела исходил резкий запах, но это был не трупный дух. Кожа казалась золотисто-бледной при блеске свечей, а страшные багровые рубцы и раны, наскоро зашитые, пересекались со старыми побелевшими рубцами. Некоторые из них Анна помнила с детства, как, например, этот рубец у уха или эту шишку на плече. Когда она была ребенком и отец носил ее на руках, она любила теребить ее, нащупав сквозь одежду и ни на миг не задумываясь, что могла причинить боль.Раны были везде, но страшнее других были чудовищный синий рубец, выходивший из-под покрывала и достигавший грудной клетки герцога, а также рана на горле – черная зияющая дыра. Анна помнила, как Ричард сказал, что ее отца зарубил Филип. И сейчас, глядя на эти страшные рубленые раны, она тихо застонала.– За что, Фил? Зачем ты сделал это? Зачем?Она осела на колени и, уткнувшись лицом в холодное, твердое, резко пахнущее тело отца, завыла сквозь сцепленные зубы, сдерживаясь из последних сил. Но боль рвала, разрывала, и через миг она уже не могла ее удерживать и закричала, забилась в истерических рыданиях так, что брат-травник, возившийся с какими-то склянками в углу, торопливо бросился прочь.Волны боли и отчаянья заглушили в ней все. Отец!.. Сколько она себя помнила, всегда он был рядом. Он был красивым, сильным, бесконечно добрым. Он носил ее на руках, подбрасывая так, что она визжала от страха и восторга, он купал ее в чане, и они брызгались мыльной водой… Она была еще совсем крошкой, когда он посадил ее на своего огромного коня и гонял его по кругу, а она цеплялась за гриву и больше всего боялась расплакаться и огорчить отца. Он был самым любящим и заботливым отцом в Англии, он – гроза королевства, беспощадный и холодный Делатель Королей.Все самое светлое, что она вынесла из своего детства, было связано с ним. Он баловал ее, он оберегал ее, он любил ее. Порой в его жизни случались важные события, появлялись другие люди, женщины, увлечения. Но маленькая девочка из Уорвикшира всегда знала, что она занимает трон в сердце отца, что она обожаема, что она может делать все, что ей заблагорассудится, ибо отец будет всегда на ее стороне.Потом она повзрослела и ее увезли в монастырь. Когда ее, ревущую в голос, оторвали от отца, она впервые в жизни увидела, как слезы блестят у него на глазах. Это так поразило ее, что она даже перестала отбиваться от монашек и позволила усадить себя в повозку. Она была поражена, ибо поняла, что и отец не хочет этой разлуки, а значит, в мире есть нечто, что сильнее его любви к дочери, сильнее их тяги друг к другу. Это было его честолюбие. Она должна была стать королевой Англии, и ради этого Уорвик согласен был бросить на чашу весов и счастье дочери, и свою жизнь.Позже, когда он изредка навещал ее в Киркхеймском аббатстве, она поняла, чего он ждет от нее. Теперь, словно по волшебству, он перестал видеть в ней ребенка, он любил ее по-прежнему, но теперь без устали говорил о ее будущем, умело и целеустремленно направляя ее в то русло, по которому ей предстояло плыть.Анна помнила их последние дни вместе, когда она, сбежав от мужа, явилась в Лондон. Они ссорились, она была непокорна, у них были тайны друг от друга, копилось отчуждение. Она злилась на него и не была хорошей дочерью. Но тем не менее после их последней встречи – ах, могла ли она тогда думать, что это последняя! – они расстались друзьями и отец дал ей свое благословение.От этих мыслей душу захлестывала горечь, слезы крупными горошинами катились из глаз. Словно каленым железом ее жгла мысль, что отец пал от руки Филипа. Монах-лекарь, приведший ее сюда, тоже твердил об этом, призывая весь ад на голову барона Майсгрейва. Но этого не могло быть, ибо Фил обещал ей помочь отцу. Он не мог сделать этого, и в то же время сделал.– О, отец! – Анна заламывала руки. – Если твоя душа еще здесь, дай мне знак, что все это ложь! Не мучай меня, иначе всю оставшуюся жизнь я буду клясть себя за то, что вместо спасителя послала к тебе убийцу. Отец, пощади! Во мне его дитя, но я убью этого ребенка, семя человека, который погубил тебя!Она билась грудью о камень стола, целовала мертвые руки отца, ничего не замечая вокруг, пока не застыла, глядя перед собой, не замечая течения времени.Дверь скрипнула, раздались легкие шаги, и кто-то тронул ее за плечо.– Синьора! Мадонна Анна! Ради Пресвятой Девы, помогите мне.Анна медленно повернула голову. Лекарь ее отца, маленький, с всклокоченными черными волосами. Он осекся, увидев ее распухшее лицо, мертвые глаза.– Santa Dio! Донна, вы слышите меня? Вы меня узнаете?Взгляд Анны стал осмысленнее.– Синьор Маттео Клеричи? Голос звучал хрипло, бесцветно.– Si, si, мадонна! Вы вспомнили меня, la vi rin-grazio Благодарю вас (итал.).

. О, мадонна, ваше высочество, помогите мне!Он весь дрожал и путал английскую речь с итальянской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131