- Аз сице, аз, - хрипло проговорил Гаврюшка. - Эх, черт, беда, Фома,
нескладно како...
- Да что, что случилося? - пугаясь, вопрошал Фома, бледнея лицом.
- Ты вот убо что, Фома, - сказал Гаврюшка, проходя в чуланчик. - Ты
выйди, а? От греха. Мне доведатися надобе кое чево. Видиш, сиделец умом
ослаб, язык скусил. - Левой рукой он ловко сунул сторожу в карман
увесистую калиту. Почувствовав ее тяжесть, Фома осклабился, угодливо
закивал.
- Конечно, конечно. Тебе вся воля. Никтоже видал? - осведомился он
деловито.
- Кажись, никтоже. Ано ты тамо выстави на столе вино да индо разлей
по чаркам. Пображничати аз пришед, аще что.
- Надобе его в железа...
- Да куды ж его в железа? Мало не мертвый.
Закрыв крепкую дубовую дверь, Гаврюшка отгреб сапогом мусор и стал на
колени рядом с распростертым на полу Антипом. Найдя в кармане тряпочку,
поплевал на нее и принялся оттирать окровавленный рот.
- Вот беда, вот беда-то, - бормотал он, растирая Антипу виски.
Оглянувшись и увидев в углу бадейку с водой, он вскочил и, схватив ее,
вылил на Антипа.
Плотник зашевелился, медленно открыл глаза, уставился на Гаврюшку
тяжелым бессмысленным взглядом. Гаврюшка ждал, сидя на корточках. Наконец
Антип узнал подьячего. В глазах его появилось затравленное выражение, а на
лице отразилась мука. Из горла Антипа вырвался стон.
- Ну что же ты наделал! - воскликнул Гаврюшка с отчаянием. - Что те
ты наделал-то! Ведь вси погибли. Тераз всех споимают! Ну бысть же
сговорено, а?!
В левом глазу Антипа набухла и скатилась вбок одинокая слеза. Он
пошевелился, собираясь поднять руку - и не смог. Рука со стуком упала на
пол.
- Аз хе рече, рече зобе: вызволю. Дай срок - вызволю. Яко же ты?
Послушал каво? Митька, выжига, да? Покажи, рече, а покуда с ними возятся,
тебя на съезжую переведут. А там убо утечеш, да?
Антип замычал. Лицо его снова скривилось.
- А-а-а, - о-оо, - и-и...
- Рече, рече, аз веде. Ано ты? Ты-то? Ну что делати тепериче? Како
всех спасати? Ну, ладно, дьяка аз упрежу, вспею. А мужики? Артель-то како?
Сам глашлах, не поверят они. Еже убити, яко шиша, могут. Что же делати-то,
что делати? - тихо повторил Гаврюшка и сел на пол, безнадежно свесив
голову.
Лицо следившего за ним Антипа страдальчески сморщилось.
- Ан! Веде аз! - вдруг оживился Гаврюшка. - Аз удумал. Ты же грамоте
обучен?!
Антип утвердительно моргнул. Видно было, что силы его на исходе.
- А узнають оне твою руку?
Антип снова моргнул.
- Ты напишеш им. Аз бо свезу. Нощно. Пиши! - он уже снимал
чернильницу, вытряхивал из колпака слегка примятые листочки бумаги. Потом
вскочил, засуетился, поднял и подтащил тяжелое тело, привалил к
бревенчатой стене, сунул в негнущуюся клешню гусиное перо. Бросившись в
угол, принес кадку и, выплеснув воду, поставил ее на попа между ног
антипа.
- Пиши, - приказал он. - Пиши! Кто набольший-то у вас?
Антип замычал, делая отрицательные движения головой, руками и даже
плечами.
- Али несть? - не поверил Гаврюшка. - Ну да ладно, пиши просто: "Аз
взят по государевой справе. Бегите, ни мало не медля". Нет! - оборвал он
себя. - А ежели я попадуся? Не годится! Пиши тако: "Братие, доверитеся
человеку сему. Все, что он ни глаголах, есть святая правда". Пиши!
И дождавшись, пока поставит Антип последнюю закорючку, вытащил из
судорожно стиснутых пальцев перо, посыпал песком листочек, помахал им в
воздухе, поглядел, поднеся к лучине, высохли ли чернила.
Бросив взгляд на Антипа, он увидел, что тот, странно оскалясь,
тянется к нему.
- Прощай, - сказал Гаврюшка, отшатываясь. - Спешити надо. Покуда не
затворили ворота. Помалися тому, кто с нами присно. Он спасет тебя.
Прощай. - И торопливо сунув свернутый листок за пазуху, выбрался из
клетушки.
Кивнув сторожу, он отодвинул щеколду с двери, коротко вгляделся в
щель, а потом выскользнул за порог и исчез во тьме теплой, пахнущей
навозом и пылью ночи. Словно и не было его здесь никогда. И подключись
сейчас кто-нибудь из Группы к камере застенка, он увидел бы лишь зевающего
на лавке сторожа да еле видное в слабом огоньке лучины бесчувственное тело
Антипа у стены.
Гаврюшка же спешил. Он бежал по Китай-городу, прячась от людей,
прижимаясь к заборам, вздрагивая от взглядов искоса запоздалых прохожих и
втягивая голову в плечи при звуке колотушек сторожей. Бежал, радуясь, что
бежать до Никольских ворот, где на Воскресенской улице жил его друг и
покровитель, хозяин Антипа, дьяк Лучников, не очень далеко.
"Глупьем случилось, - думал он. - Как же так вышло? Ведь все было
сговорено. Не поверил Антип, не поверил мне. Митьку послушал. Как же я не
догадался прежде, что ему Митька тогда на ухо шептал?! Ведь мог же
помешать, мог же! Как же я так?! И что делать-то теперь? К дьяку надобно,
скорее к дьяку. Нынче то первое Дело. Стрельцы придут рано. В Разрядном
крючки вмиг столбцы просмотрят. А то и просто вспомнят, кто таков. Худо...
Ох, как худо... Нужно будет их убедить. Но то я сумею. Они мне поверят. Не
могут не поверить. Да еще Катерина! Нельзя ее. Всякого, только не ее! Надо
все сделать, чтоб она уцелела. Да, да, довольно лгать себе! Да - Катерина!
Пускай племянник... Что мне до того, кого она любит... Я хочу, чтоб с ней
все было ладно! И довольно. Я не должен думать дальше... Но как он на нее
смотрел! А она перебирала косу. Ах, да что мне до них. Пускай любят друг
друга. Пускай, раз хотят! Первое дело - успеть. Очень мало времени. Кто же
думал, что так случится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48