Она уже шагнула вперед, но тут же, вспомнив о сыне, смущенно огляделась и сунула малыша в руки мужа.
— Возьми его, Вулфгар, пожалуйста. Если будет плакать, позови Мидерд.
Она не оставила ему выбора и говорила так повелительно, что никто не осмелился возразить. Набросив плащ на плечи, Эйслинн взяла поднос с лекарствами и мешочек с травами и последовала за викингом.
Вулфгар долго смотрел им вслед, держа сына, которого не мог ни принять, ни отвергнуть. Потом опустил глаза на мальчика, ответившего таким серьезным, сосредоточенным взглядом, что Вулфгар невольно улыбнулся и попытался посадить его верхом на себя, как это делала Эйслинн, но плоский живот и мускулистая грудь оказались слишком жесткими, и малыш захныкал. Вулфгар вздохнул, снова уселся в кресло и положил пухлого херувимчика себе на колени. Мальчику это явно понравилось. Он вцепился в рукава рубашки Вулфгара и вскоре уже прижимался к нему, не выказывая никакого страха перед свирепым норманнским воином, и с веселым смехом тянул за завязки рубашки, болтавшиеся у ворота.
Эйслинн распахнула дверь хижины, но дорогу преградила Хейлан. Вдова размахивала побегом омелы — таким способом было принято отпугивать ведьм. Но Эйслинн, не останавливаясь, оттолкнула ее и поспешила к мальчику. Хейлан, с трудом сохранив равновесие, попыталась вмешаться, но подоспевший Суэйн снова отшвырнул ее. На сей раз она рухнула на пол, оше-ломленно оглядываясь. В это время Эйслинн схватила небольшой котелок и, зачерпнув из очага горящих углей, поставила возле постели и поместила в него котелок с водой поменьше. Как только вода закипела, она вынула из кармана сушеные травы, растерла в руках и бросила в котелок, куда плеснула к тому же из кувшинчика густой белой жидкости. Комната медленно наполнилась тяжелым пряным запахом, евшим глаза и бьющим в нос. Потом она размешала мед и несколько щепоток желтого порошка, добавила немного смеси из котелка и, подняв голову мальчика, влила снадобье ему в рот и растирала горло, пока он все не проглотил. Эйслинн осторожно положила его на кровать, намочила тряпку в холодной воде и вытерла горящий лоб.
Так продолжалось всю ночь. Когда Майлс горел в жару, Эйслинн обтирала его влажной тряпкой, как только он начинал задыхаться, смазывала оставшимся в котелке зельем грудь и горло. Время от времени она брала ложку и капала ему в рот лекарство. Изредка ей удавалось подремать, но с каждым движением или стоном больного Эйслинн просыпалась.
На рассвете Майлс снова начал дрожать. Эйслинн навалила на него все одеяла и шкуры, которые нашлись в доме, и попросила Суэйна подкинуть дров в очаг. Стало так жарко, что все вспотели; мальчик тоже раскраснелся, но по-прежнему так сильно трясся в ознобе, что едва мог дышать.
Хейлан все это время не двинулась с места и бормотала молитвы. Эйслинн присоединилась к ней, прося Создателя смилостивиться и пощадить малыша. Прошел еще час. Солнце уже поднялось. Но в тесном домике ничего не изменилось.
Неожиданно Эйслинн смолкла и уставилась на Майлса. На его верхней губе и лбу выступили капельки пота. Грудь вмиг повлажнела, и вскоре пот уже лил с него ручьями. Озноб прекратился. Дыхание все еще оставалось прерывистым, но с каждой минутой становилось ровнее. Цвет лица тоже стал нормальным, и впервые с той минуты, как Эйслинн переступила порог хижины, мальчик спокойно заснул.
Эйслинн со вздохом поднялась, потирая занемевшую поясницу, собрала свои лекарства и травы и встала перед Хейлан, смотревшей на нее покрасневшими глазами. Женщина судорожно всхлипывала.
— Твой Майлс скоро выздоровеет, — пробормотала Эйслинн. — Теперь я пойду к своему сыну, его давно пора кормить.
Она направилась к двери и устало прикрыла рукой глаза от беспощадно яркого солнца. Суэйн взял ее за руку и проводил к дому. По дороге оба молчали, но Эйслинн почему-то ощущала, что нашла истинного друга в этом огромном норвежце. Войдя в спальню, она отметила, что Вулфгар и Брайс все еще мирно спят, прижавшись друг к другу. Пальчики малыша запутались в волосах Вулфгара, и крошечные ножки лежали на мускулистой руке. Эйслинн сбросила одежду и, оставив ее на полу, осторожно подняла малыша.
Вулфгар немедленно открыл глаза, но, увидев улыбающуюся жену, мгновенно успокоился и заснул.
Лишь неделю спустя Хейлан приблизилась к Эйслинн, сидевшей с ребенком в опустевшем зале. Все было тихо, мужчины давно ушли по делам, и в зале остались одни женщины.
— Госпожа… — нерешительно начала Хейлан. Эйслинн подняла глаза.
— Госпожа… — повторила Хейлан и, набрав побольше воздуха, пробормотала: — Я была к вам несправедлива. Верила чужим злобным словам до такой степени, что считала вас ведьмой и пыталась отнять мужа. — Она осеклась, в ужасе ломая руки. На глазах выступили слезы. — Как мне заслужить ваше прощение? Только вы способны понять всю меру моей глупости! Умоляю вас не гневаться. Я обязана вам жизнью сына и никогда не смогу отплатить за вашу доброту.
Эйслинн протянула руку и, мягко улыбнувшись, усадила вдову рядом с собой.
— Но, Хейлан, мне нечего тебе прощать. Ты не причинила мне никакого зла, — утешила она. — Не бойся, я не стану мстить, потому что знаю, не столько ты виновата во всем, сколько другие. Поэтому будем друзьями и не станем вспоминать прошлое.
Вдова облегченно улыбнулась, восхищаясь пухлым малышом, жадно сосавшим грудь матери, и уже хотела рассказать, каким был Майлс в его возрасте, но в это время в зале появился Вулфгар, задыхавшийся от слишком быстрой езды. Хейлан поднялась и отошла. Вулфгар шагнул к Эйслинн, нерешительно оглядываясь на вдову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169