Майда принесла гостям еды и эля.
— И каково это, числиться среди победителей, Вулфгар? — осведомилась Гвинет.
Болсгар недовольно вскинул голову.
— Придержи язык, дочка.
Но Вулфгар безразлично пожал широкими плечами и вместе с Эйслинн склонился над стариком.
— Признаться, это лучше, нежели оказаться побежденным.
Гвинет мгновенно осеклась при виде ужасной гноящейся раны, скрытой под обмотками. Женщина поспешно отвернулась и позволила Рагнору отнести ее кубок и тарелку к столу, охотно внимая при этом комплиментам норманнского рыцаря.
Грязные обмотки так смердели, что даже Эйслинн задохнулась. Вулфгар придержал ее за плечо, но девушка превозмогла отвращение и продолжала снимать мокрые лохмотья.
— Скажи, что нужно делать, — попросил Вулфгар, заметив, как она побледнела.
— Нет, — мягко ответила девушка, — я сама. Подняв деревянное ведро, она повернулась к Керуику:
— Болото… ты знаешь место?
Молодой человек молча кивнул, и Эйслинн вручила ему ведро.
— Принеси мне черной грязи, да побольше.
Керуик выбежал из зала, и на этот раз никто не стал интересоваться его намерениями.
Вулфгар озабоченно уставился на отчима:
— Что случилось, лорд Болсгар? Эта рана нанесена рукой норманна?
— Нет, — вздохнул старик. — Будь это так, я бы гордился ею, но не враг, а я сам себя искалечил. Мой конь споткнулся и, падая, придавил мне ногу, прежде чем я успел отскочить. Острый камень разрезал обмотки и впился в плоть, и с тех пор я невыносимо страдаю.
— Почему ты не попросил кого-нибудь полечить ногу? — удивилась Эйслинн.
— Некого было просить.
Эйслинн взглянула на Гвинет, но промолчала, вспомнив при этом, как часто ей приходилось ухаживать за своим отцом. Неужели сестра Вулфгара столь бессердечна?
— Вулфгар, — велела она, — сними с огня котел с водой и принеси сюда. Мама, достань из сундука чистое полотно, а ты, Суэйн, положи тюфяк у очага.
Болсгар поднял брови и расплылся в улыбке, отметив, что даже викинг не осмелился возразить девушке, а бросился выполнять ее приказание. Сама Эйслинн прошла по залу, собирая с углов паутину. Вулфгар и Суэйн стащили со старика доспехи и уложили его поудобнее на покрытый шкурами тюфяк. Эйслинн вернулась и, приподняв его ногу, размотала до конца обмотки и подложила под нее мягкую козью шкуру. Потом взяла чистую тряпицу, разорвала надвое и застыла, сочувственно глядя на старика.
— Будет больно, милорд, — предупредила она. — Но это необходимо сделать.
Он успокоил ее улыбкой и жестом велел продолжать.
— Твои прикосновения столь легки, леди Эйслинн, что вряд ли ты можешь причинить невыносимые страдания.
Девушка налила кипятку в маленькую деревянную чашу и, намочив тряпку, стала промывать сочившуюся гноем и сукровицей рану. Старик дернул ногой. Эйслинн подняла глаза и увидела, что его лоб покрылся испариной, а пальцы судорожно стиснули тюфяк.
Она продолжала свое занятие до тех пор, пока в зале не появился запыхавшийся от бега Керуик с ведром скользкой черной жижи. Схватив еще одну чашу, Эйслинн бросила туда горсть зловонной грязи, добавила паутину, хорошенько перемешала и наложила толстым слоем на рану. Она обернула ногу мокрыми тряпками и замотала их сверху козьей шкурой. Наконец Эйслинн вытерла руки и обратилась к Болсгару:
— Держите ногу неподвижно, милорд. Если, конечно, не хотите остаток жизни проковылять на деревяшке.
Улыбнувшись, она поднялась и взглянула на Вулфгара.
— Сэру Болсгару не помешает выпить холодного пива.
Старик благодарно улыбнулся и, осушив протянутый рог, медленно закрыл глаза. Спустя несколько минут он уже крепко спал.
Рагнор покинул зал вместе с Вулфгаром и Суэйном, а Эйслинн, показав Гвинет ее спальню, собралась немного отдохнуть. Она вошла в комнату и долго смотрела на разбросанные шкуры, почти ощущая горячее тело Вулфгара. Тихо вскрикнув, девушка повернулась и шагнула к окну. В памяти всплыл оценивающий взгляд Гвинет. Не нужно быть колдуньей, чтобы понять, о чем та думала. Гвинет наблюдала за ними неотрывно, за исключением тех случаев, когда устремляла взор на Рагнора. Что она скажет вечером, когда Эйслинн усядется рядом с Вулфгаром, а потом отправится с ним в эту спальню? Но нет, он, конечно, не станет выставлять напоказ их связь! Однако сегодня днем Вулфгар взял ее за руку перед гостями, не обращая внимания ни на Гвинет, ни на окружающих. Другие мужчины наверняка постыдились бы показывать родным любовницу, да еще в таком виде!
Щеки Эйслинн загорелись от стыда.
Девушка расстроено покачала головой и закрыла руками уши, словно пытаясь заглушить злобный голос, звучавший в мозгу: «Распутница! Шлюха!»
Она решила немного отвлечься и, выглянув во двор, увидела на дальнем холме норманнов. Они, как и каждый день, упражнялись в воинском искусстве, но Эйслинн поспешно отвернулась, помня, как много ее земляков пало от руки этих неутомимых жестоких ратников.
Остаток дня она провела, убирая комнату и пытаясь привести себя в порядок: вплела в косы желтые ленты, надела платье-рубаху из мягкого желтого полотна и золотистое верхнее платье с длинными вышитыми рукавами. Бедра опоясывал металлический пояс, сбоку висел маленький, украшенный драгоценными камнями кинжал, символ ее более высокого, чем рабское, положения. Наряд довершила тонкая шелковая сетка для волос.
Со времени появления Вулфгара девушка ни разу не уделяла столько внимания своей внешности. Интересно, заметит ли он ее старания? От внимания Керуика и Майды эти перемены, конечно, не ускользнут, тем более что этот наряд Эйслинн берегла для венчания. Но поможет ли он ей победить упрямого уроженца Нормандии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169