— И сколько лет этому джентльмену?
— Примерно мой ровесник. Но не думаю, милорд, что это должно вас интересовать.
— Пожалуй, нет, Гейл, — ответил он примирительно. — Однако зная о нашем суетном мире немного больше, чем вы, хочу сказать, что вы подвергаете себя некоторой опасности, предоставляя кров совершенно незнакомым людям.
Кровь ударила мне в лицо. Так вот о чем печется благородный граф! О моей нравственности! А он сам? Разве не он прошедшей зимой провел два дня и две ночи в этом самом доме? Какая наглость! Какое лицемерие!
— Эти незнакомые люди, милорд, — отчеканила я, — приезжают сюда для занятий верховой ездой и ни для чего больше. Могу заверить вас, что в этих стенах не происходит ничего непристойного.
— О, я далек от мысли заподозрить нечто подобное, — извиняющимся тоном сказал он. — Но те лица мужского пола, которым вы даете приют… Кто может знать…
Немного остыв, я внимательно посмотрела на него:
— Хотите сказать, что кто-то из моих клиентов может позволить себе?..
Как и Сэйвил, я не договорила фразу до конца, но мы оба понимали, о чем идет речь.
— Случается всякое, — ответил он уклончиво. — А вы, по существу, беззащитны здесь, Гейл. Макинтоши стары и беспомощны, Никки — ребенок.
Я начинала думать, что в его словах есть какой-то резон, но думать так было неприятно и даже унизительно.
— Чепуха, — сказала я беспечно, — мистер Кертис вел себя безукоризненно все время, что жил в этом доме.
Однако теперь я уже не могла не вспомнить взгляды, которые он иногда бросал на меня, особенно вечерами, и его не слишком изящные комплименты.
— Разве в городе не появилась хотя бы одна приличная гостиница? — спросил Сэйвил.
«Да хватит об этом!» — мысленно воскликнула я, и невероятное предположение мелькнуло в моем мозгу: не хочет ли граф сказать, что мне следует опасаться всех мужчин, кроме него самого, а его можно не только не опасаться, но и… Нет! Я не имею права так думать, он не давал ни малейшего повода для этого… И, если уж быть до конца честной, то все наоборот: именно мне хотелось бы… да, хотелось, чтобы этот повод он так или иначе дал… О Боже, что я такое говорю самой себе!
Я покачала головой и ответила на его вопрос о гостиницах:
— Ничего подходящего, чтобы остановиться на несколько дней.
— И все же, — сказал Сэйвил уже не так серьезно, как раньше, — имейте в виду, что любой представитель сильного пола старше семнадцати лет весьма опасен для вас.
Откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди, я вгляделась в его янтарные глаза и запальчиво произнесла:
— Уж не следует ли мне, милорд, отправить вас переночевать в конюшню?
Он улыбнулся, и мне на мгновение стало не по себе от этой улыбки.
— К счастью, — сказал граф, — у каждого правила есть исключения. Одно из них вы видите перед собой.
Знаете, что я почувствовала после этих слов? Сожаление, вот что. И печаль. Да, печаль…
Я поднялась:
— Спасибо за заботу, милорд. Обещаю подумать о ваших словах. А пока пойду взгляну на лошадей, а потом спать.
Он тоже встал:
— Я иду с вами, Гейл.
— В этом нет необходимости. Уверяю, ничто не угрожает мне по дороге на конюшню. Я хожу туда по несколько раз в день.
— Хочу подышать воздухом. Вы не откажете мне в этом?
Мы вышли через переднюю дверь, по дороге я накинула на плечи старый плащ, захватила фонарь. Апрельская ночь была тихой и темной, хотя звезды светили вовсю. Я посмотрела на небо и негромко сказала:
— Интересно, где там летит комета, носящая имя мужа вашей сестры?
— О, ее простым глазом не видно, — ответил Сэйвил. — Она где-то в глубине Вселенной. Джервез нашел ее через сильный телескоп.
Когда мы проходили через выгон, пони подошли к нам, стали тыкаться мордами в ладони. В конюшне все было спокойно. Две лошади улеглись на солому, остальные стояли, сонно покачивая головами. У всех были на спинах попоны, поэтому я раскрыла окна и впустила побольше прохладного ночного воздуха. Сэйвил помог мне заменить полупустые ведра с водой на полные. Больше делать было нечего, и мы пошли обратно.
Снова постояли на лужайке под глубоким открытым небом, не произнеся ни слова, глядя на звезды, почти касаясь друг друга. Я ощущала легкую дрожь во всем теле, мне было жарко; одна половина моего существа стремилась защититься от этого человека, другая противилась ей.
Прерывисто вздохнув, я сказала:
— Завтра с утра в дорогу.
— Да, — отозвался он, как мне показалось, откуда-то издалека и первым двинулся к дому.
Я пошла за ним.
Глава 10
Наше путешествие на конный завод, расположенный недалеко от Эпсома, прошло благополучно. Джон Гроув на смирном Домино и я на Марии ехали позади коляски Сэйвила, и старый конюх на своем коне служил как бы барьером, ограждавшим мою пугливую красавицу от страшных встречных экипажей, карет и дилижансов, которые, как ей казалось, угрожали смертельной опасностью. Но вскоре лошадь привыкла к ним, поняла, что они не такие уж скверные и настроены вполне мирно.
В ночь перед нашим отъездом прошел небольшой дождь, он прибил пыль, однако дорогу не развезло. Солнце было ярким и теплым, небо немыслимо голубым, мы двигались легко и быстро. Когда я уставала смотреть по сторонам, то упиралась взглядом в спину графа Сэйвила, видела золотистую копну волос на голове, слегка склоненной к моему сыну, который, судя по всему, засыпал его вопросами, каждый из которых требовал обстоятельного ответа.
Возле Эпсома мы свернули с основной дороги и двинулись на запад по проселочной. Эпсом — родина и место проведения нашего дерби — скачек трехлеток и четырехлеток, который учредил лорд Дерби около сорока лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94