я останусь так же свободна и независима от чьего бы то ни было влияния, у меня есть мой сын и моя воля, и вскоре я стану жить по-прежнему.
Сейчас, лежа одна в громадной постели, я с предельной ясностью осознавала, что ответ на все эти болезненные вопросы был один: да, я хочу быть с этим человеком. Да, Ральф стал необходим мне — об этом говорят, нет, кричат, два дня и две ночи, проведенные возле него! Его жаждут мое тело и моя душа, и я понимала, что чем дольше буду находиться рядом с ним, тем огромнее и непреодолимее будет мое желание.
Я не пыталась обманывать себя, притворяться, что деловая сделка, которую мы заключили, имеет хоть какой-то шанс окончиться пристойно. И уж тем более не обольщалась счастливым финалом, как в добрых сказках. Потому что граф Сэйвил не станет — и не сможет — жениться на вдове, чье происхождение и положение в обществе не сравнимы с его собственным и чей ребенок впутан в какой-то таинственный скандал.
Несомненно, для Ральфа наша встреча не более чем летнее приключение, тоже своего рода сделка — продолжение той деловой, — и все окончится, как только Джон Мелвилл найдет для меня жилье, а моя Мария разрешится от бремени здоровым жеребенком.
В глубине души я отдавала себе отчет в том, что поступила бездумно и попросту глупо, сделавшись любовницей Ральфа, и что скоро Бог накажет меня за это.
Положение, в которое я сама себя поставила, осложнялось еще и тем, что я оказалась как бы пленницей Сэйвил-Касла, потому что мне с ребенком некуда было деваться — это во-первых; а во-вторых, я и не хотела ни для себя, ни для Никки, которому, я видела, здесь очень хорошо, ничего другого, во всяком случае, на это лето.
Конечно, утешала я себя, в любую минуту я могу сказать Сэйвилу, что передумала и больше не останусь в его доме. Уверена, он понял бы меня и даже помог бы где-то временно определиться.
Но, говорила я себе с горечью, ты никогда не поступишь так, Гейл. На подобный исход у тебя так же мало шансов, как у простой крестьянки превратиться в принцессу. До тех пор пока ты будешь находиться в плену его дьявольской улыбки, у тебя не появится ни желания, ни сил вырваться из них…
Я прикрыла глаза и повернулась на бок.
«Не думай больше об этом, — сказала я себе, слушая, как капли дождя стучат в окна. — Посчитай это лето за один день, за один миг, и когда оно окончится, лишь тогда можешь позволить себе думать о нем — вспоминать и сожалеть…»
Только на рассвете дождь прекратился, взошедшее солнце высушило траву и дорожку, что позволило мистеру Уилсону вывести детей в парк, где они начали играть в шары и воланы. Эти игры мой Никки знал, играл в них изредка с соседскими детьми, но, конечно, не был таким мастером, как Чарли и Тео. Я тоже вышла с ними, мне хотелось сегодня быть рядом с сыном, и я видела, как бедняга переживал свое неумение.
Мистер Уилсон сказал, что после второго завтрака они отправятся на верховую прогулку, и это меня обрадовало: там Никки не будет чувствовать себя беспомощным — уж в чем, в чем, а в верховой езде мой сын может многим дать фору.
Меня Роджер пригласил проехаться с ним в близлежащий городок Хенли.
— Через него проходит почтовый тракт, — сказал он, пытаясь уговорить меня, — и потому там хорошие лавки, где можно купить что угодно.
— Даже продают мороженое, — сказала Джинни. — Заставьте Роджера угостить вас.
— Ну, Джинни, — с упреком произнес он, — это же детская еда.
— И все равно поеду с вами, — улыбнулась я. — Даже если не угостите. Надо же осмотреть окрестности.
Но главная причина заключалась в том, что я совершенно не привыкла к безделью, просто не находила себе занятия в замке, особенно в отсутствие Ральфа.
Мы встретились с Роджером у входа, куда был подан его выезд, выглядевший весьма роскошно: черный блестящий фаэтон с ярко-желтыми полосами, запряженный двумя вороными жеребцами. Роджер любезно помог мне взобраться на высокое сиденье, взял в руки вожжи, хлыст, и мы тронулись.
Он держался совсем несерьезно, беспечно, как мальчишка, и первое время я ощущала некоторое беспокойство, потому что почти сразу он пустил лошадей рысью, и я не знала, чем это может кончиться. Но вскоре успокоилась, поняв, что на самом деле Роджер — опытный возница и меня просто сбили с толку его манеры легкомысленного денди.
Во второй половине дня на небе появились легкие облака, они умерили жар солнечных лучей, дышалось легко — поездка была приятной. Кроме того, Роджер избавил меня от необходимости вести беседу, поскольку говорил почти беспрерывно, я же только изредка вставляла одно-два слова.
Примерно через час мы достигли окраины Хенли, и Роджер осадил лошадей у гостиницы под названием «Черный лебедь».
— Не хотите стакан лимонада? — спросил он.
Я бы предпочла остановиться в более спокойном месте, где-нибудь в центре городка, но когда сказала об этом Роджеру, тот с легким раздражением ответил, что ему необходимо здесь задержаться, и пригласил меня зайти внутрь, где будет удобнее подождать.
Полагая, что причиной его остановки был естественный зов природы, я сказал, что согласна. Роджер помог мне покинуть фаэтон, и мы вошли в помещение.
Время было предобеденное, и потому зал оказался почти пуст. Роджер усадил меня за деревянный стол, заказал лимонад и исчез где-то в задних комнатах гостиницы.
Я потягивала напиток и не думала больше о Роджере и его желании задержаться в таком малоподходящем месте, поскольку определила для себя причину столь срочной остановки.
Из состояния легкой задумчивости меня вывело появление мужчины, который остановился возле моего стола и произнес хорошо поставленным голосом, выдающим человека образованного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94