Никки с трудом выговорил все это, а я… я готова была убить Ральфа за его взрослые разговоры с мальчиком.
— Должна тебе прямо сказать, дорогой, — ответила я, — что Абигейл Сандерс, то есть я, человек отнюдь не благородного происхождения, как, например, граф Сэйвил, а потому мои чувства, возможно, и проще, и прямее. Поэтому мне не мешают любить или не любить кого-то сословные различия… Как и мысли о том, в какой школе или в каком окружении находятся мои дети или дети моих родственников.
— Не надо так кричать, мама, — сказал Никки. — Я ведь сижу рядом и хорошо тебя слышу. Но я совсем не понимаю, о чем ты говоришь…
— О, Никки! — воскликнула я, обнимая его так крепко, что, наверное, у него перехватило дыхание. — И не надо понимать! Я люблю тебя — вот главное, что я хотела сказать, и буду любить всегда! Я готова умереть за тебя!..
— Не надо, мама, не надо умирать, — проговорил он сдавленным голосом мне в плечо. — И не плачь, пожалуйста.
— Я никогда не плачу.
— Ну, как же, если у меня намокла вся макушка.
Я не сумела сдержать смеха, отпустила его и вытерла слезы, достав платок из сумки. После чего почувствовала себя гораздо спокойнее и смогла продолжать разговор не на повышенных тонах.
Никки, разумеется, больше хотел узнать о Деборе, и я стала рассказывать ему о нашем детстве — дома, с родителями, и у тетушки Маргарет.
А потом он задал вопрос, который за день до этого я уже слышала от Ральфа: отчего Дебора не призналась мне, что они с Джорджем Мелвиллом поженились? И почему никак не помешала его женитьбе на Гарриет?
Я взяла его руку в свою и ответила так:
— Когда Дебора прибежала ко мне в дом, а Джордж… твой отец не пришел вслед за ней, чтобы увести обратно, это разбило ей сердце. И наверное, тогда она решила, что никогда, никогда не отдаст ему своего будущего ребенка… Тебя, Никки… Решила, что ты останешься с нами — с ней и со мной. — Я помолчала и добавила со вздохом:
— Возможно, когда ты родился, она поняла, как плохо, если у ребенка нет отца и если его считают как бы незаконным. Быть может, она бы что-то и сделала, но бедняжка умерла через два дня после твоего рождения. Спасти ее было нельзя.
— Только не плачь опять, мама, — сказал Никки. После очень долгого молчания я услышала:
— Наверное, мой отец был нехорошим человеком.
— Он не был плохим, — ответила я. — Только очень слабым.
— Но он поступил плохо.
— Джордж боялся своего отца, Никки. Потому и совершал недостойные поступки. Но перед смертью он попытался оправдаться перед тобой.
— Как оправдаться, мама?
— Завещал тебе деньги. Двадцать тысяч фунтов. Откуда-то он узнал о твоем рождении и включил тебя в завещание. Из-за этого граф Сэйвил и приезжал к нам в дом прошлой зимой… Чтобы отвезти меня туда, где была оглашена последняя воля твоего отца.
— Я рад, — сказал Никки после очередной паузы, — что меня не отправили жить с отцом.
Я снова обняла его.
— Я тоже рада, мой милый.
— Опять плачешь?
— Не буду.
Я увидела, что мальчик не может сдержать зевоту. Конечно, он устал и не выспался вчера после всех этих треволнений. Пусть поспит.
— Почему бы тебе не вздремнуть, дорогой? — сказала я. — Положи голову мне на плечо. Мы еще не скоро сделаем остановку.
Не прошло и минуты, как он уснул.
Я сидела, боясь пошевелиться, и говорила себе, что должна благодарить Бога за утешение, которое Он мне дал, и что ради Никки стоит продолжать жить, несмотря на все беды и горести.
Когда мы проезжали Хатфилд, меня захватили воспоминания — смесь радости и печали. С одной стороны, Дебора и я всегда ощущали себя здесь в какой-то степени чужими, с другой — я встретила тут Томми и познала счастье первой любви.
Никки забрасывал меня вопросами, я должна была показывать ему все достопримечательности, которых почти не было, все лавки, где я покупала еду или одежду, и дома, где жили знакомые мне когда-то люди.
Придет время, обещала я себе, и я совершу путешествие в прошлое — обойду все эти места, всех людей, кого знала, и мы вместе предадимся воспоминаниям… Если захотим и сможем…
— А где живет тетя Маргарет? — спросил Никки.
— Ее дом не на главной улице. Мы обязательно вскоре навестим ее, — ответила я, ощутив немалый укол совести и дав себе слово, что теперь стану чаще посещать чудаковатую тетушку и, если потребуется, не оставлю ее своими заботами.
Наш переезд в Девейн-Холл прошел благополучно. Встретил нас, как и говорил мне Ральф, один из его помощников — молодой Баррет, выглядевший так торжественно, словно приготовился разместить в средневековом замке короля со свитой.
Незадолго до нас сюда приехали супруги Макинтош, и добрый старик уже колдовал на кухне. Не знаю, как он, а его жена явно чувствовала себя не в своей тарелке на мраморном полу парадного холла. Никки помог ей обрести равновесие, кинувшись через весь холл к ней в объятия.
— Мастер Никки!.. — начала она причитать. — Что-то мне не очень нравится ваше личико. Оно бледное и не слишком веселое. Смелее, мой мальчик! Или я должна называть тебя милорд?
— Не смейте и думать! А где мистер Макинтош? На кухне? Ух ты, значит, будет моя любимая еда!
Тут появился, опираясь на палку, сам Макинтош, и Никки с той же скоростью, что и минутой раньше, бросился в его раскрытые объятия.
— Да, исхудал малыш, — обеспокоенно сказал старик. — Совсем не кормили в замке, а? И вы, милочка, тоже… Кожа да кости.
— Еда ужасная, — пролила я бальзам в его душу. — Все утопает в соусах.
— У нас этого не будет, — пообещал Макинтош. — Только дайте мне оглядеться и хоть чуток привыкнуть.
После того как обсудили наше с Никки похудание, после знакомства с домашней прислугой экономка миссис Миллер повела нас с Никки наверх, в спальни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94