— Прошу прощения, милорд, — с чувством сказала я, — что едва не причислила вас к вражеской партии.
Нашу интересную беседу прервал Никки, явившийся из кухни и вполне довольный завтраком.
— Я сыт, — объявил он. — Могу теперь помогать тебе, мама.
— Спасибо, милый, — сказала я. — Но тебе, наверное, нужно что-то выучить для мистера Ладгейта?
— Да, мама.
— Вот иди и позанимайся. Если захочешь что-нибудь спросить, я буду в комнате для гостей. Мы с графом собираемся ее красить.
У Никки округлились глаза.
— Правда, милорд? — с легким испугом спросил он. Ответ графа был несколько витиеватым.
— Только отличившись на этой работе, — произнес он торжественно, — я могу считать, что некоторым образом уменьшил прегрешения прошлой жизни… Но почему мы теряем время, миссис Сандерс? Нас ожидают большие дела!
Я уже несколько дней работала в этой комнате, поэтому мебель была сдвинута на середину и прикрыта тряпками. Пол был тоже застлан, чтобы не попала краска, а у одной из стен стояла высокая переносная лестница.
Довольно давно, окончательно поняв, что от хозяина ничего путного не дождешься, я задумала сама постепенно обновить комнаты, и хотя дело продвигалось крайне медленно, кое-что было сделано.
Когда, надев халат, я стала размешивать в ведре голубую краску для оконных рам, дверь отворилась и вошел граф. Он снял свои высокие сапоги, был без куртки, без шейного платка, рукава рубашки закатаны. Смуглая шея, золотистые волосы на оголенных руках, легкая, какая-то звериная походка — от всего веяло силой, уверенностью.
Трудно было не поддаться обаянию этого мужчины. Я сделала над собой усилие, чтобы скрыть охватившее меня волнение. Слава Богу, оно оказалось недолгим.
Сэйвил медленно оглядел комнату — свежую краску на лепнине потолка, на одной из оконных рам, на облицовке камина. Наконец его взгляд остановился на мне.
— Пожалуй, я возьму лестницу, — сказал он деловито, — и продолжу красить стены вверху… А почему вы не докрасили ту раму?
Я пожала плечами и грубовато ответила:
— Если не ошибаюсь, милорд, вы предложили мне помощь, а не руководство работой?
В его глазах застыло удивление. Не слишком ли часто я удивляла его на протяжении такого недолгого времени?
— Прошу прощения, мадам. Что я должен делать?
В его смирении сквозила значительная доля иронии.
— О, пожалуйста, начинайте, как вы хотели, с верха стены. С вашим ростом это будет нетрудно.
— Я тоже так подумал, — сказал он, не сводя с меня изумленного взгляда, который меня смущал.
Я вручила ему халат, взятый у мистера Макинтоша, но плечи графа оказались чересчур широки для него.
— Обойдусь, — решил он, — отлейте мне краски в это ведро!
Я молча выполнила его команду, и мы принялись за работу. Некоторое время длилось молчание. Я тщательно мазала голубой краской раму одного из окон и думала о том, как скажу Ники, что покину его на несколько дней, и какую следует назвать причину. И тут еще одна не слишком приятная мысль пришла мне в голову, и я замерла с кистью в руке, повернувшись к лестнице, на которую взгромоздился граф.
— Милорд, — обратилась я к его спине, — я только что подумала, что у вас не было возможности сообщить вашей супруге о том, что вы привезете с собой незваную гостью. Что, если она… я хочу сказать, что, возможно, ей…
Я замолчала, не зная, как потактичнее выразить свои сомнения относительно того, что леди Сэйвил жаждет видеть в своем доме какую-то ничего не значащую для нее миссис Абигейл Сандерс.
Не прекращая махать кистью, граф отозвался почти с потолка:
— Поскольку я не женат, вам не следует беспокоиться о том, как отнесется к вашему приезду моя супруга. Что касается моей экономки, она будет рада принять любого гостя, если его привезет хозяин.
— Благодарю за разъяснения, — сказала я.
Вновь принявшись за работу, я с некоторым удивлением подумала, почему человек такой незаурядной внешности, к тому же обладающий высоким титулом и, несомненно, происходящий из достаточно древнего рода, до сих пор не женат. Неужели не думает о потомстве? Или на то есть другие причины?
Мы по-прежнему работали молча и старательно, и комната прямо на глазах преображалась, становясь уютной и опрятной. Однако в голове у меня продолжала занозой торчать мысль, как объяснить Никки мой внезапный отъезд. Я уже закончила покраску обеих оконных рам и перешла к плинтусам, а решение все не приходило. Поглядывая на результаты работы графа, я не могла не признать, что за это время сумела бы сделать значительно меньше. Качеством его работы я также осталась довольна — придраться было не к чему.
Трудовую тишину комнаты дважды нарушало появление Никки с очередным вопросом по поводу его учебного задания. На один из них я сумела ответить, на второй — нет. Это сделал за меня Сэйвил.
— Персеполь, — возвестил он с верхней ступени лестницы, — был столицей Древней Греции.
— А что же тогда Сузы? — спросил мой сын. — В учебнике сказано, что их царь жил в Сузах.
— Сузы тоже были столицей, — пояснил граф, — но до тех пор, пока Дарий не построил Персеполь. Персидские цари проводили по полгода и там, и там, но официальной столицей стал Персеполь.
— Ой! — радостно сказал мой ребенок. — Спасибо, милорд. Можно я так и напишу в своем изложении?
— Да, — милостиво разрешил граф. — Только не упоминай имени того, кто открыл тебе эту страшную тайну…
В половине двенадцатого к нам вошла миссис Макинтош и объявила, что уже пора.
Я поднялась с колен и распрямила затекшие ноги и спину.
Сэйвил поглядел вниз.
— Перерыв? — спросил он недовольным голосом. — Мне бы хотелось закончить эту часть комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94