Свадьбу следовало сыграть без промедлений!
В темноте его губы сложились в горькую гримасу. Один-единственный раз, в ту самую минуту, когда он узнал о том, что отец умер, Энтони позволил себе недостойную мысль отказаться от титула. Деньги, унаследованные от матери, обеспечивали его вполне. Он мог бы оставаться при Веллингтоне и вести прежний образ жизни, к которому привык за последние годы.
Однако впитанные с молоком матери понятия о чести и ответственности перед памятью предков изгнали из души малейшие колебания, и Энтони по доброй воле взвалил на себя тяжкий груз отцовских долгов.
По крайней мере у него будет возможность снова побывать в Чевиоте. Хотя радость от встречи с прошлым может оказаться отравленной его мачехой и сводными братьями.
Как Энтони уже признался Саре, он вовсе не искал общества этих людей. Его неприязнь к мачехе была взаимной. Что же касалось сводных братьев, то он слишком плохо их знал, чтобы догадываться об их чувствах.
Кажется, Лоренсу должен исполниться двадцать один год, а Патрику… тринадцать.
Когда Энтони уезжал в Испанию, Патрик был совсем маленьким, а Лоренс учился в школе. Впрочем, они и до этого почти не встречались, поскольку Энтони учился в закрытой школе, а каникулы предпочитая проводить в гостях у друзей.
Сложилось так, что всю свою сознательную жизнь он избегал появляться в Чевиоте — месте, которое любил больше всего на свете.
Неподвижно лежа в огромной кровати, Энтони еще раз напомнил себе, что прежде всего ему следует жениться на Саре. Без денег он оставался совершенно беспомощным.
Закрыв глаза, он постарался вспомнить ее лицо.
Как это ни странно, но в отличие от своего деда она совершенно равнодушно отнеслась к его звучному титулу.
Герцог считал, что если девушка влюбится в него, то всем будет от этого только лучше.
Засыпая, он все еще думал о том, что Сара выглядит очень даже милой, когда улыбается.
***
Сара встала задолго до рассвета, накинула старенькое платье и тихонько вышла из дома. Она несла с собой складной этюдник, чистый холст, краски и кисти. Девушка отлично знала, куда хочет попасть: на вершину небольшого холма, с которого открывался прекрасный вид на восходящее солнце, поднимавшееся над весенней зеленью деревьев и неподвижной гладью озера.
Первые лучи едва коснулись края горизонта, когда Сара добралась до нужного ей места. Башмаки и подол платья вымокли от утренней росы, но она не обращала внимания на такие мелочи. Ловко установив мольберт, Сара приступила к работе.
Она уже довольно долго трудилась над эскизом, когда на тропинке, огибавшей противоположный берег озера, показался всадник. Чудесная картина заставила ее на миг забыть про кисти — изящный гнедой жеребец в стремительном беге нес на себе изящного всадника. В ярком утреннем свете непокрытая голова герцога Чевиота отливала ярким бронзовым блеском, а тело коня сверкало, словно дорогой атлас.
И конь, и всадник так выразительно контрастировали с сочным оттенком весеннего неба, что Саре захотелось запечатлеть эту картину.
Но увы — все очарование заключалось в их стремительном, неудержимом беге. Заставь их замереть, чтобы позировать, — и красота этой сцены развеется без следа.
Тем временем герцог скрылся за деревьями, и Сара вернулась к своему эскизу. Прошло что-то около четверти часа. Художница старательно пыталась подобрать точное сочетание красок, чтобы передать цвет неба, когда за спиной у нее раздался перестук копыт.
Она не стала оборачиваться. Может, он не заметит ее и проедет мимо? Или просто не захочет вступать в разговор. Это было бы лучше всего — пусть себе едет и не мешает ей работать!
Однако конь остановился где-то совсем рядом, и знакомый голос промолвил:
— Тише, тише, малыш!
«Какая жалость! — подумала Сара, мрачно уставившись на незаконченный этюд. — Он все же не проехал мимо!»
— Доброе утро, мисс Паттерсон, — поздоровался герцог.
— Доброе утро, ваша светлость, — неохотно отвечала Сара.
— Ради Бога, не отвлекайтесь от своей работы! — сказал он. — Я вовсе не хочу вам мешать!
Сару не нужно было уговаривать. Больше всего ей хотелось закончить эскиз до того, как солнце взойдет совсем высоко и освещение изменится.
Она молча кивнула и снова взялась за кисти.
Прошло почти полтора часа. Солнце уже сияло вовсю. Сара со вздохом отложила кисть и вытерла руки о платье.
— Теперь я понимаю, почему вам так нравится Рейсдал, — раздался за спиной голос герцога.
Сара так и подскочила на месте. Она уже совсем забыла, что находится здесь не одна.
Девушка обернулась и увидела, что он стоит совсем близко, сжимая в руке поводья и внимательно разглядывая ее набросок.
— Да, — ответила она. — В семнадцатом веке голландцы изображали природу в точности такой, какой видели. И мне всегда казалось, что английские пейзажисты слишком привержены всяким условностям, и оттого их картины выглядят не совсем реально.
Герцог кивнул, по-прежнему глядя на полотно. Но ничего не сказал.
— Это всего лишь набросок, — почему-то уточнила Сара. — Настоящую картину я буду писать дома, в мастерской…
Он снова кивнул. И продолжал разглядывать ее работу.
— Вам нравится пейзажная живопись? — вежливо поинтересовалась Сара, стараясь завести светский разговор. — В наши дни это не очень-то модно.
— Где вы научились так владеть кистью? — спросил он, В его голосе не было и тени насмешки.
— В Бате у меня был превосходный учитель. Джон Блейк. Он много лет работал преподавателем в Королевской Академии художеств и в совершенстве владел техникой письма маслом. Кое-что из своих знаний он сумел передать мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84