— И все же не могу не признаться, что Водсворту я предпочитаю Колриджа.
— Вот как? — заинтересовалась Сара. — И какое из стихотворений Колриджа нравится тебе больше всего?
На миг ей показалось, что она не дождется ответа — таким мрачным стало лицо ее спутника. Наконец герцог сказал
— «Сказание о старом мореходе». Оно бередит мне душу…
Сара искренне недоумевала — что в этой поэме могло быть такого душераздирающего? И дала себе слово перечитать Колриджа при первой же возможности. А Энтони неожиданно перешел от мрачного состояния духа к веселью:
— Только не говори, будто Водсворт нравится тебе больше Байрона! Я знаю, что все юные леди без ума от Байрона.
— Водсворт нравится мне гораздо больше Байрона! — запальчиво возразила она. — Байрон временами просто поражает своей глупостью.
— Не могу с этим не согласиться, — довольно хмыкнул герцог.
— Водсворта я люблю больше, чем всех других поэтов, — продолжала Сара, машинально поправляя прядь, выбившуюся из-под шляпки. — Мне бы очень хотелось писать свои картины так, как он пишет стихи!
— А если поточнее?
И тогда Сара прочла ему отрывок из «Строк, написанных на расстоянии нескольких миль от Тинтернского аббатства при повторном путешествии на берега реки Уай»:
…грохот водопада Меня преследовал, вершины скал, Гора, глубокий и угрюмый лес — Их очертанья и цвета рождали Во мне влеченье — чувство и любовь, Которые чуждались высших чар, Рожденных мыслью, и не обольщались Ничем незримым.
Герцог слушал молча, и ритмичные звуки стиха еще долго как бы висели между ними в прозрачной неподвижности воздуха.
— У него такое живое чувство природы, — наконец промолвила Сара. — Это нравится мне больше всего, и именно эти чувства должен будить в зрителе хороший пейзаж — ту самую болезненную радость и головокружительный экстаз, о которых он пишет!
Все еще не говоря ни слова, герцог серьезно кивнул в знак согласия.
У Сары вырвался довольный вздох. Какое это счастье — обсуждать живопись с человеком, способным тебя понять!
— Перед тем как покинуть Лондон, я навел справки и выяснил, что здесь неподалеку живет некий сэр Джон Трейнор, — сказал Энтони. — Он известен среди коллекционеров картин, и в его собрании имеется два выдающихся полотна Рейсдала. Я обратился к нему с просьбой принять нас завтра утром и получил согласие.
Сара так и застыла на месте, не веря своим ушам.
— Энтони, это правда?
— Да, правда. Сэр Джон заверил моего секретаря, что будет счастлив угостить нас ленчем и лично показать нам свои картины.
Легкое дыхание весеннего ветерка ласково ерошило волосы на его голове, а солнце блестело на холеных шкурах черных жеребцов, запряженных в фаэтон. Сара возвела взгляд к яркому голубому небу и с чувством призналась:
— Энтони, я так рада, что согласилась выйти за тебя замуж! Это самый разумный поступок в моей жизни.
— И у меня тоже такое чувство, будто мне улыбнулась удача, дорогая! — с улыбкой отвечал он. — Похоже, это не так уж плохо — быть женатым мужчиной.
Что-то в его тоне вызвало у Сары на щеках яркий румянец и легкое сердцебиение.
Он назвал ее «дорогая»! Как чудесно звучит это слово!
А герцог вполне искренне находил приятными перемены в своей личной жизни. Во всяком случае, он с нетерпением предвкушал наступление вечера, немало удивляя себя самого.
***
Близость с Сарой подарила ему совершенно неожиданное наслаждение. Конечно, ей было далеко в искусстве любви до тех опытных женщин, с которыми герцог имел дело прежде, но ни одна из этих красоток не могла сравниться с ней в чуткости и безграничном доверии к своему партнеру. Она совершенно не смущалась открыто выражать ему свою радость и щедро расточала свои ласки, побуждая его к ответной щедрости.
Ее неопытность и непосредственность нисколько не утомляли Энтони — напротив, они разбудили в нем желание защищать ее, быть ее единственным господином, чего он никогда не испытывал по отношению к прежним любовницам.
Она принадлежала ему, ему одному. Она никогда не была близка ни с одним другим мужчиной. Она его жена. И должна стать матерью его детей. И теперь при одной мысли о Саре в жилах у герцога Чевиота начинала бурлить кровь благородной династии, насчитывавшей ни много ни мало уже шесть веков.
Визит к сэру Джону Трейнору превзошел все их ожидания. Этот высокообразованный человек после смерти жены предпочел перебраться в свое загородное поместье, расположенное в самом сердце знаменитых Сассекских пустошей. Сэр Джон всегда любил искусство и не поленился вывезти из охваченной войной Франции множество картин, и его искренне радовала возможность продемонстрировать свои сокровища столь знатным особам, как герцогская чета Чевиот.
Герцог получил двойное удовольствие — и от созерцания картин, и от возможности наблюдать за тем, как смотрит на картины его Сара.
Он со смесью удивления и почтительности вынужден был признать, что юная художница наделена талантом прозревать то, на что обращен ее взгляд.
Она провела не меньше получаса перед рейсдаловским изображением замка Бентхайм — неподвижно стояла молча и смотрела, впитывая каждую деталь этого дивного полотна. При одном взгляде на ее одухотворенное лицо ни сэр Джон, ни сам Энтони не посмели промолвить ни слова, чтобы не портить ей мгновения чистого восторга.
Только после того как Сара вдоволь налюбовалась картинами, хозяин осмелился предложить им чаю и за угощением подробно описал, как эти полотна попали в его руки.
Они возвращались в Гамильтон-Холл намного позднее запланированного герцогом времени, и солнце давно успело спрятаться под набежавшими тучами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84