Оно больше напоминало временную базу для кавалерийского отряда: большой внутренний двор, много пустых стойл для животных и напоминающие склады помещения. В одном углу двора, правда, теплилась жизнь. Там кудахтали куры и блеяли козы. В стойлах находилось несколько лошадей, мулов и пара ослиц. Отдельно стоял красавец арабский скакун.
Видимо, шейх следовал советам мудрейшего Халида ибн Сафвана, который говорил: «Когда хочешь устрашить нападением или спастись бегством, ежели хочешь покрасоваться или проехать спокойным шагом – покупай коней; если тебе предстоит долгий путь – то мулов. Верблюдов покупай для перевозки тяжестей, а ослов, потому что их легко прокормить».
В утоптанном дворе не росло ни былинки, только одинокое дерево, похожее на акацию, торчало на краю. Глина, кругом глина.
Единственным украшением нескольких построенных впритирку друг к другу двухэтажных зданий была неказистая общая терраса, обращенная во внутренний двор. На нее выходили двери и окна обоих этажей.
Около кухни высились печи для выпечки лепешек. Возле них хлопотали какие – то женщины в темных одеждах.
Даже на сторонний взгляд Жаккетты, назвать роскошной такую жизнь было никак нельзя. Никаких мраморных дворцов, как в сказках Фатимы. При всем при этом шейх в здешнем мире занимал очень весомое положение. Но на быте это сказывалось слабо.
После удачного дебюта перед шейхом Жаккетту повели определять на новое место жительства.
Слуга привел ее на первый этаж, в небольшую комнату, где сидело несколько женщин. Это были наложницы, составляющие гарем шейха. Они очень внимательно осмотрели вновь прибывшую; Звериным чутьем Жаккетта поняла, что здесь – самое опасное место за всю ее жизнь. Здесь пленных не берут.
Она застыла на пороге и заявила слуге:
– Я не буду жить в этой комнате с этими женщинами. Я христианка.
Знал ли слуга французский, не знал – это так и осталось тайной.
Уразумев, что свежеприобретенная Хабль аль-Лулу даже не думает заходить на женскую половину, слуга в растерянности повел ее обратно к шейху.
– Я лучше буду жить в стойле, как лошади господина! – заявила Жаккетта шейху. – Но не с женщинами!
Шейх тоже не стал обнаруживать знание французского, просто что-то скомандовал слуге и тот отвел Жаккетту в отдельную комнату на втором этаже. Совсем пустую, даже сундуков в ней не было, один тюфяк и кожаный коврик на полу.
Зато в соседней комнате оказалась купленная часом раньше Жанна.
Девушки бросились друг к другу, как не бросились бы родные сестры. И обе заревели в голос, выплакивая все, что им пришлось пережить со дня расставания. Размывая краску на глазах, черные слезы катились по щекам Жаккетты. Жанна жалобно всхлипывала, икала, давилась слезами и ничего не могла с собой поделать.
– Горе, горе-то какое, Жаккетта! – стонала она. – Мы же им чужие, совсем – совсем чужие. Это другой мир, здесь все по-другому! За что Господу покарал меня? Наверное, я была плохой католичкой, раз он отступился от меня и передал в руки мусульман. Жаккетта, здесь даже небо чужое!!!
– Ничего, ничего, госпожа Жанна! – сквозь слезы утешала госпожу Жаккетта. – Пресвятая Дева опять соединила нас, это уже чудо. Чтоб у тех камеристок, что вам волосы укладывали, руки поотсыхали! Завтра я как надо уложу, и все будет хорошо!
… Ближе к вечеру, оглядывая новый восточный наряд Жаккетты, Жанна конфисковала у нее желтые сафьяновые туфельки с загнутыми носами.
К великому изумлению Жанны и Жаккетты, оказалось, что шейх вообще живет не в доме. Для него во дворе натянули шатер, покрытый черной шерстяной тканью, и шейх жил там в обществе своей борзой.
В этот-то шатер и затребовал шейх новое приобретение. Звеня браслетами и ожерельями, Хабль аль-Лулу отправилась покорять хозяина.
Жаккетта во время свидания не раз и не два помянула добрым словом мессира Марчелло, подковавшего ее не хуже Фатимы.
Шатер шейха полночи ходил ходуном от бушевавших в нем страстей и двигания «персиком».
Хабль аль-Лулу удалось не ударить в грязь лицом и показать себя не хуже любой изнеженной восточной красавицы, которую всю жизнь специально готовили только для любви. Жаккетта была довольна собой. «Знай наших!» – думала она.
Только один промах допустила Жаккетта в самом начале: забыла сказать слова, которые велела ей выучить Фатима. Про любовь и печень.
Но когда шейх, несколько обалдевший от любовных талантов Хабль аль-Лулу, безжизненной грудой костей лежал на ковре, она вспомнила про упущение и громко сообщила:
– О мой господин, любовь к тебэ поселился в мой сэрдцэ, и огонь страсти сжег мой пэчень! – Полностью с акцентом и интонациями Фатимы.
Шейх нервно дернулся всем телом, и Жаккетта поняла, что на сегодня ему любви хватит. Сгребла в кучу свои украшения и на цыпочках пошла к выходу. «И с шейхом можно прекрасно спать, если душу к этому делу приложить! – подвела итог ночи Жаккетта. – Хороший человек, женщин любит. А кто нас не любит?!»
Наутро, конечно, всей усадьбе стало ясно, что Хабль аль-Лулу прочно заняла место любимицы шейха. Восхищение, уважение и почтение со стороны женской половины Жаккетта ощутила незамедлительно.
Чья-то добрая рука в ее отсутствие, когда Жаккетту утром еще раз захотел увидеть шейх, поставила в комнату роскошное блюдо с ореховой халвой.
Жанна, зайдя к Жаккетте, увидела восхитительные сладости и отщипнула кусочек.
Когда довольная жизнью Жаккетта вернулась от шейха, она увидела, что госпожа скорчилась на полу.
– У меня все жжет внутри! – еле шевеля языком прошептала Жанна. Лоб ее покрылся испариной. – И режет.
– От этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89