Вот так всегда: все самое важное узнаю в последний момент! Приеду теперь в Ренн дура дурой! Все платья с треугольными декольте!Жанна в полном расстройстве опустилась на скамью.– Да не расстраивайся ты так! Где Флоренция, а где Бретань? Там еще дольше, чем у нас, будут по старинке одеваться! Никто, наверное, о квадратных и не слышал, – утешала ее Рене. – Кое – что тебе Аньес прямо там перешьет, что – то закажешь – и все будет в порядке!Мимо них серой мышкой прошмыгнула Жаккетта, торопясь в склеп к голодному Абдулле.– А ты куда?! – грозно остановила ее обозленная на весь мир Жанна.Жаккетта замерла, нехотя развернулась и, изобразив подобие реверанса, сказала:– Я иду в кладбищенскую часовню, госпожа Жанна! – предельно честно и правдиво глядя широко открытыми глазами в лицо своей хозяйки.– А наша церковь тебя почему не устраивает? – нахмурилась та, чувствуя в словах служанки некий подвох.– Так ведь там нету святой Агнессы?! – искренне удивилась Жаккетта.– Как это нет? – вмешалась Рене.– Да нету, и все! – возмущенная непонятливостью дам, Жаккетта насупилась и принялась объяснять. – Тут, в часовне, она с барашком стоит на каменюке, а там нету. Я все обсмотрела – ни ее, ни барашка!– В церкви все святые незримо присутствуют, даже если их статуй там нет! – попыталась объяснить Рене.Но Жаккетта стояла на своем:– Но тут-то она стоит. И барашек при ней! А там ее не видно, может, она ушла куда по делам или обедает?– Иди куда шла! – рявкнула Жанна, схватившись за виски.А когда обрадованная Жаккетта припустила по дорожке, Жанна, глядя ей вслед, простонала:– Приеду к герцогскому двору в платье с немодным вырезом да еще с этой неотесанной дурой в камеристках! Боже, за что мне это наказание?– Не говори так! – Рене сладко вспомнила, какой дивный «флорентийский каскад» был на ее голове в тот день. – Зато руки золотые, а в паре с Аньес на нее никто и внимания не обратит. А почему она с узелком молиться пошла? Что она, барашка святой Агнессы кормит?– Тогда уж нечистую силу кузнеца! – махнула рукой Жанна, поднимаясь со скамьи.Она и не подозревала, как близка к истине была ее шутка. Стоя у ограды кладбища, Жаккетта с тревогой ждала, что будет делать дальше госпожа Жанна. Убедившись, что девушки, метя шлейфами дорожку, удалились, она пошла в часовню и там хорошенько помолилась святой Агнессе, благодаря ее за отведение чуть не случившейся беды. Потом спустилась в склеп. – Привет! – поздоровалась Жаккетта с нубийцем, завернутым, как в кокон, во все тот же многострадальный покров с гроба: от тесаных камней склепа тянуло холодный сыростью.Стараниями хозяйственной Жаккетты мрачно-торжественный склеп превратился в довольно уютную холостяцкую берлогу на два спальных места, самое удобное из которых по праву хозяина занимал покойный граф.– Здравствуй! Я тебя давно слышать. Ты был не один? – встревоженно спросил Абдулла.Постепенно он смирился с навязанной ему ролью беглеца и начал питать слабенькую надежду на то, что эта странная девица с помощью девы Мариам, мамы пророка Исы, действительно сможет его спасти.– Да, еле отвязалась. Госпожа Жанна с госпожой Рене по саду шастали. И охота им подолы о траву марать? Привязались, куда идешь да зачем, еле отстали.В склепе послышался отдаленный звук рога к вечерней трапезе.– Не бойся, они ужинать пошли. На вот лепешек поешь!Изголодавшийся и давно сбросивший нагулянный на булках жирок Абдулла выпростал из алых складок смуглую руку, пристроил на коленях миску и стопку лепешек и с жадностью накинулся на еду.– Ты потерпи чуток. Скоро отсюда уедем. Из Бретани-то тебя легче будет на корабль определить. Там о твоем бегстве не знают.Жаккетта присела на ступеньки и, подперев щеку, смотрела на жующего нубийца.– Никакой капитан меня не взять – золото нужен! – вздохнул Абдулла, выскребая последним кусочком лепешки остатки «гасконского масла». – А золото нет. Ах, сколько золото я иметь дома… Много!– Расскажи немного про себя, про свою страну, – попросила Жаккетта.Абдулла мечтательно закрыл глаза и, покачивая головой из стороны в сторону, начал говорить:– О!.. Мой страна так далеко… Так далеко… Вы говорить, я – нубиец… Это правда и неправда… Для вы – я нубиец, для я – я… Давно, когда я быть маленький, по наш страна течь Господин Река. Мы сажать овощи и пасти скот, иметь золото, железо… О-о!.. Как хорошо!.. Потом… Потом быть война… Мама-папа убивать… Я, брат, сестра – много штука, – продавать… Я попадать в мой Господин. Получать имя Абдулла… Верить в Аллах… Быть верный раб для Господин…– А что за Господин?Жаккетта уже привыкла к речи нубийца и легко ее понимала.– Нельзя! Господин – это Господин! – благоговейно ответил Абдулла.– Ладно. Нельзя так нельзя. Мне с ним детей не крестить! – отмахнулась Жаккетта. – А у тебя семья есть? Жена, дети?– Я не имей жена, детьи. Я евнух. Мой семья – Господин! – открыл глаза Абдулла.С таким словом Жаккетта еще никогда не сталкивалась.– А что это – евнух? – заинтересовалась она. – Навроде наших монахов, что ли?– Детки не имей, с жена не спи: чик-чик копье для любовь отрезай! – объяснил нубиец. – Ваш папа, который в Рим живет, много такой мальчик иметь: большой хор. Петь тоненько… О-о!– Ой! – поразилась Жаккетта. – Бедны-ы-ый!.. Плохо небось? А?– Хорошо… – пожал алыми, в графских вензелях плечами Абдулла. – Привык давно, мальчик был, когда делай меня евнух.– Неужто совсем отрезали?! – допытывалась неугомонная Жаккетта. – Под самый корень?!– Нет, все как у человек, только с жена спать не моги! – лаконично описал свое состояние Абдулла.– А домой, к своему народу, ты не хочешь? Жаккетте было так жалко нубийца, что она твердо решила принести ему в следующий раз что-нибудь особенно вкусненькое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96