А главное, эта герцогская подстилка осмелилась недоуменно воззриться на ее любимый «кораблик», мерзкая шлюха!– Дочь моя! – нервно вертя тонкими пальцами ложечку, обратилась она к Жанне: – Война – дело не женское и очень скучное. Госпожа Меньле, хоть я и не одобряю скандального поведения этой особы, была права: надо вернуться домой и переждать досадную заваруху!– Ах, что вы, матушка! – церемонно ответила Жанна. – Я не могу столько ждать! «Не за горами и старость», – добавила она про себя. – Но вы правы. Вы должны выехать обратно немедленно! Мы не можем подвергать наши земли риску, столь долго оставляя их без госпожи, раз уж началась новая усобица. Да и ваше здоровье, я вижу, заметно пошатнулось в здешнем климате. Мессир Ламори был, как всегда, прав. И пока военные действия не развязаны, вы должны как можно скорее вернуться в Гиень.Мадам Изабелла очень растрогалась и чуть не прослезилась от неожиданной чуткости дочери.– Но Жанна, как же я вас оставлю? – спросила она.– Раз я теперь, фрейлина Анны Бретонской, то большую часть времени я буду проводить во дворце, так что волноваться за меня нет абсолютно никаких причин. Завтра мы будем представлены герцогу и герцогине, а послезавтра вы покинете Ренн, – рассудительно сказала Жанна, внутренне ликуя: «Война – это же здорово! Это множество кавалеров, множество интриг! Вихрь событий, пьяные от побед мужчины! Матушка со своим глупым „корабликом“ была бы только помехой!»– И запомни, cara mia, как настанут холода, смазывай лицо госпожи маслом из лилий или нарциссов. Если же летом на солнце долго пробудет и кожа станет сухой и шершавой, смешай розовое масло, яичную муку и выжимку из дыни. Намажь на вечер… Если же госпоже Жанне приспичит совсем белокурой стать, возьми смолы сосновых шишек и розового масла по одной мере. И две меры осадка старого вина. Смещай хорошенько и нанеси на волосы. Пусть три дня так ходит, не стонет. Правда, потом отмывать замучаешься… Эх, наши итальянские донны лучше делают: надевают широкополые шляпы – одни поля, тульи нет, – волосы по эти полям ровно раскладывают, смачивают морской водой и на балкон или на крышу… Под летнее солнышко. Сидят, выгорают. Потом долго-долго отполаскивают волосы в ромашке, потом в слабом уксусе. И опять в морской воде. И на крышу. Бросить бы это все к чертовой бабушке, забрать тебя и вернуться на родину! – напоследок учил и философствовал мессир Ламори, обнимая в повозке Жаккетту.Ему так и не пришлось перебраться в дом.Содержимое повозки уменьшилось только на сундуки Жанны да на нубийца, уже заселившегося прошлой ночью на чердак. (По пути он чуть не столкнулся нос к носу с вышедшей по неизвестным надобностям госпожой Изабеллой. Только темнота спасла Абдуллу от разоблачения, а графиню от нервного припадка и седых волос.)Жаккетте тоже было жалко расставаться с итальянцем, к которому она очень привязалась. С утра ее сердце грызла ноющая тревога: теперь она останется одна и, значит, святой Агнессе придется в меру сил отгонять от нее, Жаккетты, неизбежных ухажеров (если их можно будет так вежливо назвать). А надолго ли хватит сил у святой? В том-то и дело.Она тесней прижалась к мессиру Марчелло и грустно сказала:– Не врите уж себе-то, мастер. Ну куда вы вернетесь без денег? Вам еще лет пять копить надо, а то и шесть. И меня никто не отпустит. Ерунда все это!– Вот те на! Такое впечатление, сага mia, что ты заглядывала в мой кошель! – удивился мессир Марчелло. – Откуда такая хозяйственность?!– А! – мотнула головой Жаккетта. – Много ума не надо. Я же не слепая, вижу, какое добро у вас есть и сколько монет госпожа Изабелла вам отстегивает. Да и не рветесь вы, господин Марчелло, на родину. Боитесь чего-то.– Так я, оказывается, все это время общался с ясновидящей девицей! – скрывая смех, процедил итальянец. – Может, вы, милая дама, подскажете и мое будущее?Обиженная Жаккетта высвободилась из объятий мессира Ламори и уселась на большой сундук (тот самый, что был краеугольным камнем в, баррикаде, отделявшей Абдуллу от итальянца). Повернувшись к мастеру спиной и пристально глядя в дощатую стенку повозки, она сказала:– А чего его предсказывать? Опять будете в башне сидеть, к благородным дамам в окошки сигать да простых людей пугать своими ремеслами. А мой вам совет: к Маргарите приглядитесь. Давно она по вас сохнет, а вам и горя мало! Одни баронессы на уме!– Так-так… Теперь уже не только ясновидящая прорицательница, но и милосердная христианка, направляющая грешника на путь истинный. То есть на достойных любви девиц!Развеселившийся мессир Марчелло подсел к Жаккетте и, прижавшись к ее спине, положил голову на Жаккеттино плечо. Посидев так минут пять (Жаккетта, надув губы, продолжала пялиться в одну точку), итальянец, посерьезнев, сказал:– Ты угадала, малышка. Жаль, ты не слышала той истории, что я рассказывал в пути дамам. Но суть одна: святая инквизиция стала дышать мне в спину. Пришлось покинуть гостеприимную Флоренцию и затаиться где подальше. Я с этими людьми не борец: уж слишком много костров я видел на площади моего родного городка. Раз уж мы сегодня обмениваемся советами, на прощание, то вот тебе мой держись подальше от людей в сутанах. Ведь они, в конце концов, тоже мужчины. Но то, что для меня было райским наслаждением. Ты понимаешь, о чем?– Угу! – кивнула Жаккетта. – Только говорить не буду, слово больно неблагородное.– Да? – удивился мессир Марчелло. – Тогда скажи двумя словами: «занятие любовью». Ведь так?– Угу! – еще раз кивнула Жаккетта.– Ну так вот, то, что для меня было райским наслаждением, в их исхлестанных догмами и запретами умах примет вид бесовского наваждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96