Написать проклятое письмо и подписать его не заняло много времени, хотя перо при этом дрожало в ее руке. Когда все было кончено, Элизабет горько зарыдала.
— Хорошо сделано, — весело ободрил ее Гренгер, помахивая письмом в воздухе. Выглядела Элизабет очень плохо: спутанные, всклокоченные волосы, измятое голубое платье, разорванное на плече. Гренгер покачал головой.
— Теперь вам совершенно не о чем беспокоиться, Элизабет. Вы находитесь в полной безопасности.
Она не ответила, все еще продолжая рыдать.
— Роллинс отвезет вас в гостиницу «Золотая лошадь». Там вас будет ждать кое-кто, кого вы, вероятно, хорошо помните и кто прямо-таки горит желанием увидеть вас снова. Между прочим, он намеревается подержать вас при себе некоторое время — во всяком случае до тех пор, пока будет чувствовать к вам привязанность, так что не бойтесь, ваша жизнь в безопасности.
Элизабет посмотрела на него сквозь слезы.
— Боже мой, о чем вы говорите? Кто это?..
— Всему свое время. Роллинс…
Смуглый человек снова приблизился к ней вплотную, и Элизабет съежилась на своему стуле, но на этот раз он просто засмеялся и схватил ее запястья.
— Прошу простить за столь маленькое неудобство, но, поверьте мне, это совершенно необходимо. Вы не должны быть узнаны по дороге в гостиницу и уж тем более когда будете в нее входить. — Пока Гренгер говорил, Элизабет наконец поняла, что происходит. Роллинс связывал ее.
— Ах, нет… прошу вас… — протестовала она слабо, но Гренгер ее оборвал:
— Это необходимо. — Не имело смысла с ним спорить, таким безжалостным голосом это было произнесено.
Когда ее руки и ноги были связаны, Гренгер принес белый носовой платок и быстро сделал из него кляп. Затем Роллинс поднял ее на руки и вынес из кабинета.
Пока ее несли, Элизабет с ужасом смотрела вокруг. Они проходили мимо множества слуг, которые казались слепыми и глухими и не обращали ни малейшего внимания на ее отчаянное положение. Все были замешаны в этом злодействе, абсолютно все. Свою ненависть она могла выразить только глазами и мысленно желала им смерти. Роллинс вынес ее через скрипучую дверь на кухню, а затем и на улицу, где все еще бушевала буря. Дождь лил как из ведра. Элизабет погрузили на старенькую повозку. В нее были впряжены не менее старые тощие клячи, стоявшие под дождем с понурыми головами. Подойдя к повозке, Роллинс вытащил оттуда большой грязный мешок наподобие тех, в которых носят картошку. Последнее, что видела Элизабет, это был Джоффри Гренгер. Он стоял в дверях и махал им рукой. Затем ей на голову набросили мешок, и она оказалась в полной темноте.
Элизабет услышала, как Роллинс сел на место кучера и стал понукать лошадей. Повозка двинулась вперед, подскакивая на размокшей, ухабистой дороге.
— Господи, помоги мне и моему ребенку, — молилась Элизабет. Ей казалось, что она задыхается в мешке, воздух был сырой и удушливый. Элизабет ощущала одновременно тепло и уют укутывающего ее мешка и холодную сырость от промочившего ее до нитки дождя. Связанная и с заткнутым ртом, неспособная двинуться или говорить, она чувствовала, как ее покрытое синяками тело болезненно ныло, пока повозка шатко двигалась по вымощенной камнями мостовой.
Ее везли в гостиницу «Золотая лошадь» — как она знала, место встречи матросов, путешественников и купцов. Смутно Элизабет пыталась вообразить себе, что это за человек, упоминавшийся Гренгером, тот, который собирается «подержать ее у себя». Ее мучил страх за себя и за жизнь своего ребенка, но в то же время сердце переполнял и другой страх.
Алекс! Ему грозила ужасная, неминуемая, смертельная опасность. И хуже всего в этом то, что он умрет, веря, что она предала его. По ее щекам текли горячие слезы. Если бы только она могла избавить его от этой ужасной боли — гораздо худшей, чем Гренгер мог бы придумать. Боль измены.
«О любовь моя, — молилась она безмолвно. — Прости меня».
Глава 24

Алекс выругался сквозь зубы, когда Лунный споткнулся на мокрой земле. Бурк потянул его вверх, а затем пришпорил с новой силой. Где-то неподалеку завыл волк. Ночь была наполнена шелестом дождя и шумом ветра, терзающего темные деревья. Небо над головой покрыто клочьями рваных, похожих на привидения серых облаков, которые проносились с бешеной скоростью, так что казалось, будто само небо несется куда-то в черноту. Луна мелькала временами в разрывах туч, но темнота от этого сгущалась еще больше и казалась почти непроницаемой.
Гренгер украдкой поглядывал на человека, едущего верхом рядом с ним, и с легкостью распознал охватившее его сверхъестественное бешенство. Несмотря на то что Бурк управлял Лунным с обычной сноровкой, Гренгер чувствовал, как напряжены мускулы его тела — он был похож на пружину, готовую в любую минуту развернуться с бешеной силой. Губы Алекса были плотно сжаты, придавая лицу мрачное и напряженное выражение. Но главное — глаза; серые и сверкающие, суженные, как бойницы, они показывали, насколько этот человек должен быть опасен. Такие глаза могут быть у человека, который не просто идет на убийство — жаждет убить. Безжалостные, они смотрели прямо перед собой, вглядываясь в тьму этой дождливой ночи, в них не было ни следа сострадания или доброты.
Гренгер мысленно улыбался. Все шло точно по плану. Сжигаемый ненавистью к этой английской девчонке, Алекс устремился прямо в западню, которая была для него приготовлена. Нет никакого сомнения, что его удивление будет безграничным, когда, вместо того чтобы найти свою преступную красавицу и ее сообщников, он будет окружен Роллинсом и Торном, не говоря уже о самом Гренгере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117