Наконец она заснула в его объятиях. Глава 8 Нортхэм стоял у арочного окна галереи, откуда открывался отличный вид на лужайку, где проходило состязание лучников. Мишени были прикреплены к кипам сена, установленным неподалеку от рощи, так что даже самая своевольная стрела не имела никаких шансов причинить кому-нибудь вред. Мишеней было пять, три из них представляли собой традиционные концентрические круги разных цветов и диаметров. Оставшиеся две были выполнены — в честь годовщины победы Веллингтона при Ватерлоо — в виде довольно искусных изображений самого Бонн, облаченного в парадный мундир.Нортхэм заметил, что, женщины предпочитают обычные мишени, а мужчины, занятые преимущественно тем, что давали советы дамам и заключали пари, направляли свои стрелы в шляпу Наполеона.Состязание лучников было последним мероприятием на свежем воздухе, входившим в программу развлечений. Предполагалось, что вечером все гости соберутся в гостиной, но никто не знал, что задумала леди Баттенберн на этот раз. Даже Элизабет утверждала, что не в курсе планов баронессы. Нортхэм отнесся бы к подобному заявлению с определенным скептицизмом, если бы не некоторое охлаждение, возникшее между Элизабет и хозяйкой дома. Оно выражалось не столько в открытых размолвках, сколько в отсутствии проявлений дружбы, имевших место ранее.Луиза больше не отводила Элизабет в сторонку, чтобы попросить совета или поделиться сплетнями. Они реже оказывались в одном и том же кружке щебечущих женщин. Пару раз леди Баттенберн выразила несогласие с Элизабет, причем сделала это публично и не слишком вежливо. Что поразило Нортхэма, так это реакция Элизабет. Она не спорила, отстаивая свою точку зрения, и не парировала выпады баронессы остроумными ответами. Благодушие, с каким Элизабет встречала нападки, лишало их остроты. И если бы не ее пальцы, сжимавшиеся в кулаки, Нортхэм никогда бы не подумал, что она принимает слова Луизы близко к сердцу.Насколько он мог судить, трещина в отношениях между Луизой и Элизабет образовалась после того вечера, когда нашлась табакерка Саута. Нетрудно было догадаться, что леди Баттенберн недовольна теми обстоятельствами, при которых обнаружилась злосчастная вещица, но Нортхэм не мог взять в толк, почему она считает, будто Элизабет могла бы воспрепятствовать подобному финалу.К тому же это совпало с той ночью, когда он посетил Элизабет в ее спальне. Норт все время задавался вопросом, что именно известно баронессе. Он не думал, что Элизабет могла посвятить свою старшую подругу в какие-либо подробности той ночи, хотя, когда дело касалось Элизабет, он не мог быть ни в чем уверен. Вполне возможно, что она сочла возможным сказать баронессе хотя бы о том, что Нортхэм предложил ей свою помощь. Куда менее вероятно, что она при этом упомянула, что он предложил ей свое покровительство сначала как любовнице, а затем как жене.Еще труднее было вообразить, что Элизабет стала бы распространяться о той близости, которую они испытали в ее постели. Гораздо проще было представить себе эту самую близость. Норту не требовалось особых усилий, чтобы вспомнить запах ее волос, нежность кожи и вкус губ. При одном воспоминании о ее сладких поцелуях его обдавало жаром.Элизабет заняла позицию, готовясь к выстрелу. Нортхэм с восхищением наблюдал за ее точными, уверенными движениями. Она вытащила стрелу из колчана и положила ее на тетиву. Как и на остальных участниках, на ней были перчатки с кожаными раструбами, защищавшими запястья. Она казалась слишком хрупкой, чтобы выполнить поставленную перед ней задачу, однако Нортхэм не сомневался, что она справится.Гибкая и грациозная, как богиня-охотница Артемида, Элизабет одним плавным движением подняла лук и натянула тетиву. Тщательно прицелившись, она разжала пальцы, и стрела взвилась в воздух. Судя по аплодисментам, раздавшимся сразу же вслед за этим, она поразила мишень точно в центр Нортхэм не следил за полетом стрелы; его взгляд был прикован к вытянувшейся в струнку фигурке Элизабет, которая, казалось, еще трепетала от последнего усилия Этот трепет отозвался в его теле вспышкой удовольствия, никак не связанного с тем, что происходило на лужайке.Норт прижался лбом к прохладному стеклу и закрыл глаза. Весь день он пытался понять, зачем Элизабет отослала его прочь и почему отказалась от его помощи, покровительства и брака. Их последняя близость, случившаяся на рассвете, только укрепила ее в этом решении. Хотя Элизабет ничего не сказала, Нортхэм знал — она поняла, что в этот последний раз он не вышел из нее перед разрядкой. Это было единственным условием, которое она поставила ему, и он сознательно его нарушил. Если Элизабет и догадывалась, что он проделал это преднамеренно, она промолчала, оставив упреки при себе.Нортхэм выпрямился и посмотрел в окно. На лужайке Элизабет уступила место леди Пауэлл. Они обменялись несколькими фразами, затем Элизабет повернулась и направилась к бело-голубому навесу, воздвигнутому для защиты гостей от солнца. Все изящество, с каким она стреляла из лука, исчезло, когда она, хромая, зашагала к тенту.Неуклюжесть ее походки снова поразила Нортхэма. Так легко было забыть об увечье Элизабет, глядя на нее, скачущую на лошади или стреляющую из лука. И он достоверно знал, какой гибкой и неутомимой она может быть в постели. Он вспомнил, как массировал ей спину той ночью. Элизабет лежала на животе, отвернувшись от него. Он склонился к ней и прижался губами к ее виску. Она ничего не сказала, но дыхание ее участилось.Этот мгновенный отклик должен был удовлетворить его, но Элизабет повернулась, и в серебристом свете луны он увидел на ее лице выражение такой тоски, что его сердце сжалось Он был рядом, делил с ней постель, обладал ею целиком, пил дыхание с ее уст, а она — она не могла побороть тоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116