Нет.
— Но они положили конец «Экспрессу».
— Таков бизнес. О, я знаю, что об этом думают на Востоке. Некоторое время я сам разделял подобные настроения. Но все это романтическая болтовня, распространяемая репортерами, которые западнее Питтсбурга никогда и не появлялись. Это была грязная и опасная работа, не столько захватывающая, сколько изматывающая. Мои родители это знали и поэтому дали мне попробовать самому. Они были не очень удивлены, когда я решил уйти из дому.
— Они очень мудро поступили, дав вам возможность самому разобраться в некоторых вещах.
— Думаю, они решили выбрать меньшее из двух зол. Если бы мне не позволили уйти, я убежал бы из дома. — В его улыбке чувствовалась насмешка над самим собой. — Я до сих пор еще не в ладах со здравым смыслом, — добавил Джаррет доверительным тоном.
Ренни рассмеялась.
— Да? А вы уверены, что когда-нибудь были в ладах? На его лицо легла тень.
— Уверен.
Сейчас Джаррет смотрел на нее невидящим взглядом. Ренни поняла, что вопрос, заданный ею из озорства, имел для него совсем другое значение и напомнил о прошлом.
— Вам не нужно было об этом говорить, — сказала она.
— Что? — Он встряхнул головой, словно отгоняя воспоминания. — Нет, все в порядке. Я похоронил своих родителей в шестьдесят седьмом.
— Я сожалею.
Она сказала это не просто из вежливости, подумал Джаррет. Ренни сказала так, как будто это действительно для нее что-то значит. Большие глаза выражали беспокойство, пушистые брови сошлись на переносице. Губы сжаты, словно она ими что-то удерживает. У Джаррета появилось странное ощущение, что она старается проглотить его боль.
— Это было очень давно.
Девять лет — не такой уж большой срок, но, как чувствовала Ренни, рана у него до сих пор не зажила, и девять лет кажутся вечностью. Оказывается, вся его внешняя невозмутимость, все эти насмешливые улыбки, поддразнивания предназначались только для того, чтобы сохранить дистанцию. Она по-новому взглянула на Джаррета.
— Они умерли от болезни? — спросила Ренни. Джаррет покачал головой.
— Они приехали в Хейс, чтобы продать скот. В те времена этот город фактически не был городом, а скорее местом встречи торговцев. Там был форт и много солдат, приходили скотоводы со своими стадами. Из рук в руки переходили довольно большие деньги, и это привлекало людей, которые не хотели работать. Моих родителей убили, когда они сдавали деньги в банк.
Ренни с самого начала ожидала чего-то ужасного, но, видимо, смертью мистера и миссис Салливан история не заканчивалась, а возможно, и вообще не имела конца. Ренни хотела это знать, но никак не могла заставить себя задать нужные вопросы.
— Расскажите мне о своих родителях, — вместо этого сказала она. — Кем они были?
Джаррет взял еще кусок курицы и салата из капусты. Он был рад, что разговор зашел не о смерти родителей, а об их жизни.
— Мой отец был эмигрантом. Он прибыл в Бостон в сороковом году, а затем отправился на запад. Он хотел добраться до Калифорнии. Отец любил говорить, что если бы не встретил мою мать в Канзас-Сити, то оказался бы в Саттер-Форте как раз тогда, когда там нашли золото.
Ренни негромко засмеялась.
— Наверное, он не очень об этом сожалел.
— Нет, не сожалел.
— Вы упоминали скотоводство. У вашей матери это был семейный бизнес?
Джаррет покачал головой.
— Нет, у нее, собственно, вообще не было семьи. Она выросла сиротой здесь, в Нью-Йорке, училась в местном колледже, а получив специальность учителя, должна была вернуться в приют. Вместо этого мать отправилась на запад и преподавала в Сент-Луисе, а затем в Канзас-Сити. Отец встретил ее, когда она гналась по улице за прогульщиком. Отец схватил мальчишку за загривок и держал до тех пор, пока не подошла мама. Я точно не знаю, что было потом, но, вероятно, мальчика отпустили, а маму нет.
— Это была любовь с первого взгляда.
— Похоже на то.
— Вы в это верите? — заинтересованно спросила она.
— Подозреваю, что способен поверить, — не спеша ответил Джаррет, — когда такое случается со мной.
Ренни отметила, что он сказал когда, а не если.
— Они обосновались в Салине? — спросила она.
— В конце концов, да. Мама не смогла больше преподавать. Совет по образованию заявил, что это занятие не для замужней женщины.
Ренни поморщилась. Подобный подход был настолько типичен, что на нем не стоило и останавливаться.
— Но она учила вас. Он кивнул.
— За свою жизнь я ни одного дня не ходил в школу. Но, пока я не стал работать на «Экспресс», меня это не смущало.
Ренни не удивило, что его обучала мать. Единственно было странно, что она смогла его обучить столь многому. Он мог, когда считал это выгодным, притворяться, что не получил никакого образования, но Ренни ничуть бы не удивилась, если бы Джаррет вдруг стал цитировать Шекспира.
— Мои родители все делали вместе, — сказал Джаррет. — Сначала это было маленькое торговое предприятие, которое прогорело через несколько месяцев. Потом они попытались заняться фермерством, которое отец ненавидел. У мамы со времен учительства остались небольшие сбережения, отец не разрешал ей их тратить. В конце концов она убедила его заняться скотоводством. Это им понравилось. Да и получалось у них неплохо.
«Он гордится своим наследием, — подумала Ренни. — Гордится ценностями, в которых воспитан, отношением к работе, любовью, которая никогда не ставилась под сомнение».
— Вы думали когда-нибудь заняться скотоводством? — спросила она.
— Время от времени я об этом подумываю.
Он сказал это так, что Ренни поняла: вопрос закрыт, будущее просто не подлежит обсуждению. «Но как человек может не мечтать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133