Насколько же
выше развито чувство собственного достоинства у мелкого
чиновника-англичанина, который даже в колониях, даже обедая в полном
одиночестве, не позволяет себе садиться за стол, не переодевшись! В такой
традиции есть глубокий смысл, это не просто причуда или снобизм, а
средство всегда поддерживать себя в форме, не давать распуститься,
расхлебаться, к чему мы, увы, так склонны испокон веков. Можно возразить:
так удобнее, ведь мы и впрямь каждый "прислуга за все", у нас нет лакеев,
как нет посудомоек и горничных. Но ни в Америке, ни в Европе, где в домах
среднего класса все, как и у нас, ложится на плечи членов семьи, никого,
даже близких друзей, заглянувших на огонек, на кухне не принимают.
Впрочем, там и "случайных" визитов без предупреждения тоже почти не
бывает, сказывается воспитание и всеобщая телефонизация. И там гостей не
кормят, как будто они приехали из голодающего Сомали, а скромно угощают
коктейлями.
Мы проговорили с Гришей до часу ночи, он остался у меня ночевать, а
утром пошел представиться начальству. Я же в тот день не работал, точнее,
работал дома, как это называется официально, по сути же это был
узаконенный прогул. В нашей работе дела не идут ритмично, нагрузка не
распределяется равномерно во времени, как в научно-исследовательском
институте или на предприятии. Напротив, периоды лихорадочной деятельности
сменяются днями и неделями застоя, когда события отсутствуют, когда
исподволь накапливается напряжение, разряжающееся затем взрывом. Важно не
потерять форму, не дать себя усыпить кажущемуся мирным затишью и встретить
шторм в полной готовности - физической и духовной. Но ни в деле о
"Суассоне", ни в работе по противодействию зловещим планам Организации
пока ничего срочного не намечалось, и я мог позволить себе расслабиться на
денек.
Позавтракав, я привел в порядок бумаги в ящиках письменного стола,
вычистил и смазал ПСМ, а потом взял припасенный уже давно детектив Чейза и
завалился с ногами на диван. Не хватало только жареных семечек и сифона
газированной воды с малиновым сиропом, чтобы почувствовать себя царем на
отдыхе. А вечером я получил посылку.
Позвонили в дверь, и, когда я открыл, незнакомый молодой человек
вежливо вручил мне увесистый продолговатый ящичек, завернутый в
упаковочную бумагу и перевязанный крест-накрест бечевкой.
- Просили вам передать.
Прежде, чем я успел спросить что-нибудь, он уже сбегал вниз по
ступенькам лестницы, пренебрегая из-за избытка юных сил или еще по
какой-то причине лифтом. Кричать ему вслед, требуя объяснений, или мчаться
вдогонку было неудобно в моем возрасте, к тому же я был в халате. Я с
опаской взглянул на оставшийся в моих руках предмет. Но не торчать же
здесь, на площадке.
Пройдя в комнату, я положил ящичек на стол, осторожно развязал
бечевку и снял бумагу.
Внутри оказалась обтянутая пупырчатой темной кожей коробка,
напоминающая футляр какого-нибудь музыкального инструмента - флейты или
гобоя. Да и размер был подходящий. Что бы это могло быть? Посылка,
начиненная взрывчаткой? Но вряд ли стоило помещать взрывчатку в такой
красивый футляр. Некоторое время я раздумывал, как поступить с ним.
Выбросить, не открывая, куда-нибудь, скажем, в реку? Отнести в нашу
лабораторию? Но по зрелому размышлению пришел к выводу, что ничего
угрожающего в посылке быть не должно. Как говаривал один из героев
популярного американского вестерна: "У меня сейчас нет врагов, во всяком
случае, живых". Никто не был заинтересован в моей немедленной смерти.
Кроме того, меня просто разбирало какое-то детское любопытство. Я медленно
протянул руку, и нажав латунную кнопку защелки, поднял крышку ящичка.
На красном бархате, выстилавшем изнутри футляр, лежал тот самый
"базалай", что так хорошо послужил мне в первую встречу с главарями
Организации. Между ножнами и клинком была зажата записка. Я развернул ее и
прочел, она содержала всего два слова: СПАСИБО. АНТОН.
На отшлифованной темно-коричневой, почти черной поверхности клинка
проступали "гроздья винограда" - действительно чем-то напоминающий
виноградные кисти узор булата высшего качества. Невольно я залюбовался
изящной отделкой рукояти и ножен, сработанных, вероятно, уже в начале
нашего века. По черни золотом шел тонкий растительный орнамент, спиральные
заросли "мархарай" соединялись стеблями и побегами "тутты", составленными
из характерных для кубачинских изделий элементов - "истамбуль-бикь" и
"кацале-бикь". Вместо обычного узкого наборного пояса, кинжал висел на
цепочке, сделанной из золотых монет царской чеканки, к каждой из которых
были припаяны по два ушка - монеты скреплялись друг с другом при помощи
маленьких золотых колечек, пропущенных через эти ушки.
Я машинально пересчитал звенья цепочки, их было ровно тридцать.
Богатый подарок: тридцать десяток по 7,74 грамма золота высшей пробы в
каждой... Меня вдруг будто змея ужалила - я понял намек: это были мои
"тридцать сребреников" золотых, учитывая инфляцию! По одному за каждый
броневик. А кинжал, очевидно, за Мгера. Моральная травма должна быть
компенсирована, все честь по чести...
Театральные жесты никогда не были в моих привычках, но тут, один в
пустой комнате, я поклялся на благородном булатном клинке, что отомщу за
все, за Мартину, за Мгера, за то зло, которое каплю за каплей они вливают
в души людей, стремясь к единственной цели - утвердить над миром свою
власть, свою волю, свой воровской закон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88