Этот мужчина скоро должен стать ее мужем. Из всех женщин на свете он выбрал ее, ее он находил соблазнительной. Она была единственной, на которой он хотел бы жениться, ее он пожелал сделать матерью своих детей, с ней он хотел разделить свою жизнь. То, как он трогал ее, было самым восхитительным из испытанного ею за всю жизнь. Сердце ее переполняло счастье.
– Я люблю вас, – прошептала она.
Его улыбка угасла, и она почувствовала смутную тревогу. Но он снова заулыбался, глядя на ее рот.
– Я надеюсь на это, пьяная девочка, – пробормотал он, закрывая глаза и целуя ее, – потому что вы выходите за меня замуж.
При этих словах и от поцелуя ее тревога моментально улетучилась, а счастье вернулось в десятикратном размере. Когда поцелуй стал крепче, душа Пруденс открылась навстречу Рису, расцвела, как цветок под яркими лучами солнца.
Уинтер-Парк в Оксфордшире, ближайшее к Лондону имение Риса, был первым местом назначения. Его построили в 1820 году, и он был одним из самых значительных владений герцога, о чем Рис сообщил за ленчем в столовом вагоне, явно не желая вдаваться в детали.
– Вы вскоре сами все увидите, дорогая, – сказал он Пруденс, отклонив ее вопросы. – Мы прибудем туда к чаю.
Его голос звучал безмятежно, он улыбался, но Пруденс, глядя на него с противоположной стороны стола, почувствовала, что улыбка на этот раз была маской. Когда Рис сменил тему и стал расспрашивать дядю Стивена о его имении в Суссексе, она уверилась в своем предположении. У нее снова появилось ощущение, как тогда, на пикнике, словно между ними захлопнулась дверь.
По его собственному признанию, имения были совершенно запущены, и его состояние можно было объяснить смущением, но ей казалось, что за этим кроется нечто большее. Пруденс хотелось расспросить его, но мешало присутствие тети с дядей, и она посчитала, что ей следует на время усмирить свое любопытство.
Поезд прибыл в Данстебл днем. За час до запланированного чаепития нанятый экипаж въехал на посыпанную гравием подъездную аллею и остановился у массивного, причудливого здания из серого камня, похожего на средневековый замок из книжки, но так как построено оно было менее семидесяти пяти лет назад, его никак нельзя было назвать замком.
По прибытии они узнали, что в особняке сейчас находится мать герцога. Памятуя, что Рис сказал ей об этой женщине в Национальной галерее, Пруденс не без внутреннего веселья гадала, в самом ли деле леди Эдвард Де Уинтер способна сожрать тетю Эдит в один присест, потому что она была не прочь посмотреть на это.
Однако Пруденс сомневалась, что Рис разделит ее удовольствие. Он признался, что не ладит с матерью. Но если он и был недоволен, узнав, что мать остановилась в Уинтер-Парке, он не показал этого.
– Замечательно, – сказал он Чаннингу, дворецкому, когда они вошли в огромный холл с монументальной лестницей, – значит, мы увидимся за обедом.
– Я полагаю, что леди Эдвард желает быть представленной мисс Абернати за чаем, ваша светлость. Она жаждет познакомиться с невестой.
– Да уж, держу пари, что так и есть.
В его голосе Пруденс послышалось что-то новое, тяжелое, перекликающееся с суровой готической архитектурой холла, холодное и пугающее, но когда она посмотрела на него, он снова надел улыбающуюся маску.
– Пусть будет за чаем, – сказал он. – Чаннинг, пожалуйста, проводите наших гостей в их комнаты и распорядитесь насчет багажа, хорошо? – Он повернулся к Пруденс и ее тете с дядей – Я оставляю вас отдыхать. Увидимся за чаем. А сейчас я должен встретиться со своим управляющим. Вы извините меня?
Он поцеловал Пруденс руку, но это был формальный, торопливый жест. Поклонившись ей и тете с дядей, он ушел. Каблуки его туфель громко стучали по черно-белому мраморному полу – Рис шел так быстро, что почти бежал.
Пруденс с беспокойством проводила его глазами, гадая, что в таком безобидном разговоре заставило его практически броситься вон из дома. Она вспомнила, как тогда, на Литтл-Рассел-стрит, он был против того, чтобы отправиться осматривать его владения. Он согласился только потому, что этого хотела она.
– Сюда, мисс, – позвал ее дворецкий, и Пруденс последовала за остальными по невероятной лестнице. Это было фантастическое сооружение с балясинами и перилами из резного камня. Звуки их шагов гулким эхом разносились в пространстве, отражаясь от холодного серого камня. Пока они поднимались по ступеням, Пруденс рассматривала окружающее и не могла не испытывать трепет, потому что дом был похож на норманнский кафедральный собор. Он даже не был главной резиденцией герцога, и все равно был невероятно великолепен, хотя Пруденс подумала, что горгульи на балясинах перил в конце лестничных маршей уж очень жуткие. Этот дом свидетельствовал о славе и власти старого аристократического рода.
Поднимаясь по лестнице вслед за дворецким, она успевала бросить взгляд на другие помещения и отметила, что хотя мебели было немного, ковры потерлись, а занавески выцвели, дом оказался не в таком катастрофическом состоянии, как можно было бы ожидать из слов Риса.
Ее спальня в сравнении с помещениями, мимо которых она проходила, была почти роскошной: толстый турецкий ковер, красивые пейзажи на стенах, кровать красного дерева с парчовым балдахином цвета слоновой кости. Занавески на окнах были того же цвета. Пруденс подошла к одному из окон. Внизу оказался заросший высокой травой аптекарский огород. За ним простиралась лужайка, усыпанная одуванчиками, в обрамлении переросших кустов живой изгороди. За лужайкой виднелся прямоугольный пруд, окаймленный плауном, с искусственными каменными развалинами на заднем плане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81