Слышишь меня?
Оливия была потрясена; узнав, что ее чувства так заметны. Заставив себя улыбнуться, она ответила:
– Да, конечно.
– Вот и хорошо. – Кейти взглянула на арку. – Что ж, нам пора идти.
Они миновали арку, затем пошли по проходу к алтарю, у которого стоял Конор. Но Оливия не смотрела на своего жениха, она не отводила глаз от преподобного Аллена. И, следуя совету Кейти, высоко держала голову. При виде девочек, улыбнувшихся ей, она с трудом сдержала слезы. Девочки выглядели такими счастливым, как будто эта свадьба действительно была праздником, а не позором.
Но она сама во всем виновата. Она молила Бога, чтобы он послал ей мужчину в помощь, и Господь послал ей мужчину. Она влюбилась в него и стала молить Бога, чтобы этот мужчина с ней остался. И теперь этот мужчина остается с ней, по крайней мере – пока. Получается, что на все ее молитвы был дан ответ. Бог дал ей все, о чем она просила, и она должна быть благодарна.
Тут Кейти взяла букет гардений из ее руки и отступила назад. Оливии же велели повернуться и стать лицом к Конору. Она взглянула в его ледяные синие глаза чужака – и не смогла найти в себе чувства благодарности. Она слышала, как он дает обет любить ее и почитать ее, но не услышала радости в его голосе. Увы, он не любил ее, и никакие молитвы не могли ничего изменить.
Но она его любила. И когда наступил ее черед произнести брачные обеты, которые свяжут ее с Конором до конца жизни, она произнесла их убедительно, потому что они были настоящими и шли от сердца.
– Теперь я объявляю вас мужем и женой, – прозвучал голос пастора.
Конор склонил голову и коснулся губами ее щеки. Он предложил ей руку, и они вместе пошли по проходу. Муж и жена.
Затем он высвободил руку и отошел. И девочки тут же окружили Оливию. Краем глаза она заметила, как священник пожал Конору руку и что-то сказал ему.
– А молитвы правда действуют, мама! – воскликнула Кэрри, обнимая Оливию и прижимаясь к ней. – Обешаю молиться каждый вечер.
Оливия с удивлением взглянула на дочь.
– О чем ты, Кэрри?
Девочка одарила ее сияющей улыбкой.
– Как все чудесно, правда? Я попросила Бога сделать мистера Конора моим новым папой, и он это сделал! Я получила то, о чем просила!
Не в силах более сдерживаться, Оливия разрыдалась.
– Я горжусь вами, сын мой, – говорил пастор Конору, пожимая ему руку.
Конор изобразил улыбку и, взглянув на Оливию, окруженную девочками, понял, что она плачет. Она закрывала лицо ладонями, но он знал, что она плачет, он чувствовал ее слезы. И был почти уверен, что это не слезы радости. Ему вспомнился вчерашний вечер – и словно острый нож прошелся по сердцу. Деланная улыбка исчезла с его лица.
– Думаю, это принадлежит вам, – услышал он голос пастора.
Конор посмотрел на кожаный мешок, который протягивал ему Аллен.
– Да, верно, это мой, – пробормотал он, взяв мешок. – Где вы его нашли?
– Один из местных нашел его месяца два назад и принес мне. Он упомянул, что нашел его в Джексон-Филд. Ведь именно там, в июле проходил ваш бой, не так ли? Я раскрыл мешок и обнаружил там распятие. – Пастор помолчал и с улыбкой добавил: – Мне просто хотелось узнать имя… или вообще что-нибудь о хозяине… А вчера, во время всей этой суматохи, я узнал, что вы – профессиональный боксер и ирландец. Вот я и подумал, что мешок, наверное, ваш.
– Спасибо. – Конор заглянул в мешок.
– Надеюсь, все на месте? Ничего не пропало? Нащупав среди одежды бутылку ирландского виски, Конор невольно улыбнулся.
– Нет, преподобный. – Он закрыл мешок и перекинул его через плечо. – Ничего не пропало.
Глава 24
ТЮРЬМА
Тюрьма Маунтджой,
Дублин, Ирландия, 1867год
Рыбные потроха. Десятый день подряд. Конор поморщился при виде мерзкого слизистого месива в оловянной миске, которое ему полагалось съесть. Он больше не мог это есть. Даже просто смотреть на это не мог. Вспомнив про бедняжку Меган и отбросы на рыбном рынке в Дерри, он с воплем ненависти схватил миску закованными в кандалы руками и швырнул ее в дюжего охранника, стоявшего перед ним.
Переутомление. Ему необходим сон. Но спать ему не позволяют. Они водят и водят его по тюремному двору час за часом, и охранники меняются через определенные промежутки времени. Если же он замедляет шаг, они толкают его своими дубинками. Если он спотыкается и падает, его тут же ставят на ноги. Если закрывает глаза, ему льют ледяную воду на голову. Но он все равно смеется им в лицо, когда они спрашивают его о ружьях.
Порка. Они сдирают мясо с его спины, и он вопит от ужасной боли. Он мечтает о том, чтобы раны загноились и чтобы он умер, но они призывают доктора для спасения его жалкой жизни – чтобы он мог выдать им тайники с оружием. Ненависть. Он постоянно вспоминает о матери, молившей сохранить ее дом, вспоминает о своих сестрах, умирающих на улице от голода, и о своем брате, забитом палками до смерти. Он думает обо всех других ирландцах, заключенных в британские goals за государственные преступления против правительства, которое они, ирландцы, не признавали. Он думает обо всем этом, и ненависть словно превращается в огненный шар у него в груди.
Он потерял счет дням. Ему начали слышаться голоса. Мускулистое тело, благодаря которому он стал чемпионом боксерских поединков в пабах, превратилось в костлявый остов. Но он все еще не сломлен.
В какой-то из дней они доставили его к начальнику тюрьмы. Начальник некоторое время молча смотрел на него, потом повернулся к камину и вытащил из огня железный прут, с усмешкой взглянул на Конора и проговорил:
– Сейчас мы с вами побеседуем. И я уверен, вам будет, что мне рассказать. – Тюремщик все ближе подносил к нему раскаленный прут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86