Не моргнув глазом.
Впервые в жизни Джон увидел себя в истинном свете. Ловелас, разбивающий сердца. Девять лет назад он получил сердце Виолы и бездумно разбил его, не зная, с чем играет.
Пегги Дарвин тоже его любила и как-то со смехом призналась в своих чувствах. Какая боль была в ее глазах, когда он ничего не ответил! Да, она была замужем. За человеком, который был к ней равнодушен. Ей так не хватало обычного тепла, и он с готовностью дал ей это тепло. А потом так же легко разорвал с ней отношения.
С тех пор прошло четыре года, но в тот день в лавке драпировщика во взгляде Пегги промелькнула тень того, что было в ее глазах, когда она сказала, что любит его. Тень того, что сегодня отразилось на лице Эммы. Тень того, что чувствовала к нему Виола, когда выходила замуж.
Виола!
У него заныло сердце. Для ее ран нет бинтов, нет лекарства. Теперь она возненавидит его с новой силой. Так же, как он ненавидел себя. Да и что тут удивительного?
Джон с силой потер руками лицо. Сейчас он не может вынести мыслей о Виоле. Не все сразу. У него появился сын, и прежде всего нужно решить, что с этим делать.
От этого не уйдешь. Он точно знал. И сам сказал Виоле: больше никаких побегов. Конечно, речь шла о ней и их браке, но теперь это относится ко всем аспектам его жизни.
Джон встал и зашагал обратно к дому. Подошел к конюшням, велел конюху оседлать коня и поехал в Фолстон.
К тому времени как Энтони нашел сестру в саду, ее слезы уже высохли. Он сел рядом на каменную скамью. Долго смотрел на нее и ребенка, прежде чем сказать:
– Я мог бы убить его, но не думаю, что тебе этого хочется.
– Нет. – Виола слегка улыбнулась и подняла глаза. – Но спасибо за предложение. Очень благородно с твоей стороны. Ты хороший брат.
– Если это послужит тебе утешением, знай, что он порвал с мисс Роулинс еще до начала сезона. Это я точно знаю.
– Я тоже, – вздохнула Виола. – Понимаешь, я люблю его. Всегда любила. Даже когда ненавидела.
Энтони обнял ее за плечи.
– Хочешь, я увезу тебя отсюда?
Виола вот уже целый час обдумывала то же самое. Представляла мужа, обаятельного человека, который мог превратить каждый день в маленькое чудо. И пыталась соотнести его с тем мужчиной, который с каменным лицом стоял на ступеньках крыльца, не глядя на несчастную женщину, рыдавшую у его ног. И вдруг с внезапной ясностью поняла, что это было лицо терзаемого муками человека, который хотел исправить содеянное зло, но не знал как.
Виола встала.
– Нет, Энтони. Я никуда не поеду. И хотела бы, чтобы вы все возвратились в Лондон. Мы с Хэммондом должны все уладить между собой.
– Уверена? – спросил Энтони, тоже поднимаясь.
Виола посмотрела на ребенка. Сына своего мужа. Его связь с Эммой Роулинс осталась в прошлом, закончилась еще до того, как он вернулся к жене. Не стоит осуждать его за прежние грехи. Прошлое невозможно изменить. Главное – это их будущее.
Она достаточно хорошо знала Джона. Узнав о существовании сына, он сделает для него все возможное. Поскольку Эмма оставила ребенка здесь, ясно, что ей он не нужен. Ребенок останется в Хэммонд-Парке. И Виола тоже.
Это означало, что теперь она – мать. Нужно многое сделать. Привести в порядок детскую. Нанять кормилицу и няню.
Виола поцеловала малыша и дала молчаливую клятву стать для него настоящей матерью. Пусть женщина, родившая мальчика, не задумываясь бросила его, Виола будет его любить и сделает счастливым.
Она подняла глаза и тихо проговорила:
– Уверена.
Глава 20
Эмма остановилась в «Черном лебеде». Джон протянул визитку жене хозяина гостиницы и остался ждать в гостиной, пока та относила ее в номер Эммы. Эмма спустилась вниз через десять минут и, закрыв за собой дверь, прислонилась к стене.
– Ребенок твой, – тут же заявила она. – Или собираешься это отрицать?
Ее лицо было бледным. Глаза распухли от слез. Ненависть была ощутимой, боль – очевидной, любовь к нему – неоспоримой.
– Нет, – покачал головой Джон, – я тебе верю. – Повертев в руках шляпу, он поднял глаза. – Мне жаль, Эмма, – просто сказал он. – Так жаль…
Она пересекла комнату и опустилась на диван. Джон сел рядом. Эмма упорно рассматривала сцепленные руки.
– Считаешь, что этим извинением можно все исправить?
– Нет, – покачал головой Джон, отложив шляпу. – Но мне недавно сказали, что я хотя и мастер громоздить всякую чепуху, не слишком умею вести беседу о проблемах значительных. Полагаю, извинение что-то значит. Я должен просить у тебя прощения. И не только. Мой долг перед тобой огромен.
На ее руку упала слезинка.
Он не имеет права сбежать. Джон вынул платок и протянул ей.
– Я не знал о ребенке.
– Прочти ты хотя бы одно мое письмо, узнал бы.
– Я прочел несколько первых. Почему ты не сказала сразу?
Эмма шмыгнула носом, промокнула глаза и, не глядя на него, пробормотала:
– Сначала я сама не хотела в это верить. Не обращала внимания на признаки в надежде, что это неправда. До чего же я труслива!
– И я прекрасно тебя понимаю.
Он не кривил душой. Потому что действительно ее понимал.
– К тому времени как я увидела тебя на балу у Кеттерингов, стало ясно, что прятать голову в песок больше нельзя. Я так хотела поговорить с тобой, застать тебя одного, все объяснить, но ты был с женой.
Последние слова были исполнены такого яда, что Джон невольно поежился, но решил не обращать на это внимания. С ее точки зрения, все было вполне естественно.
– Продолжай, – поторопил он.
– Я приехала в твой дом на Блумсбери-сквер, но тебя не было дома. По крайней мере так сказал дворецкий.
Слава Богу, хотя бы в этом он не был грешен.
– Я ничего не знал о твоем приезде. Должно быть, меня действительно не было дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76