— Раны на спине открылись, — сказала я, повернув его, чтобы добраться до повязок. — Но ничего страшного.— Знаю. Должно быть, я во сне повернулся на спину. — Толстое, сложенное в несколько раз одеяло, которое удерживало его на одном боку, соскользнуло на пол. Я подняла его и положила на кровать.— Видимо, из-за этого сон и приснился. Мне снилось, что меня порют. — Он содрогнулся, глотнул воды и протянул чашку мне. — Нужно что-нибудь покрепче, если это возможно.Как на реплику, в дверях возник наш услужливый монах. В одной руке он держал кувшин вина, в другой — небольшую фляжку с маковым отваром.— Алкоголь или опиум? — улыбнулся он Джейми, подняв обе руки. — Можете сами выбирать себе забвение.— Я выпью вина, с вашего позволения. Снов на эту ночь мне уже достаточно, — ответил Джейми, криво улыбнувшись. Он медленно пил вино, а францисканец помогал мне сменить окровавленные повязки, смазывая раны мазью из календулы. Он повернулся к двери только после того, как я уложила Джейми, подперла его одеялом и укрыла.Проходя мимо кровати, он наклонился и осенил его крестом.— Отдыхай как следует, — сказал он.— Спасибо, отец, — сонно отозвался Джейми. Думая, что до утра мы уже не увидимся, я прикоснулась, прощаясь, к его плечу и вышла в коридор вслед за монахом.— Спасибо, — сказала я. — Я вам очень благодарна за помощь.Монах изящно отмахнулся от благодарности.— Я рад, что смог оказаться полезным, — заверил он меня, и я обратила внимание на его превосходный английский, хотя и с легким французским акцентом. — Я шел по гостевому крылу в часовню святого Жиля и услышал крики.Я вздрогнула, вспомнив эти пронзительные вопли, хриплые и жуткие, искренне понадеявшись, что больше их не услышу. Глянула в окно, но не заметила никаких признаков рассвета.— В часовню? — удивилась я. — Но мне казалось, что заутреню поют в главной церкви. И в любом случае еще рано.Францисканец улыбнулся. Он был еще довольно молодым, может, лет тридцати, но его шелковистые каштановые волосы, коротко подстриженные, с аккуратной тонзурой, уже подернулись сединой.— Для заутрени еще очень рано, — согласился он. — Я шел в часовню, потому что настала моя очередь Неустанного Поклонения Пресвятым Дарам. — Он оглянулся на комнату Джейми, где свеча-часы показывала, что сейчас половина третьего.— Я сильно опаздываю, — сказал он. — Брат Бартоломей уже хочет спать. — Он поднял руку, быстро благословил меня, повернулся и исчез в дверях в конце коридора раньше, чем я додумалась спросить, как его зовут.Я вернулась в комнату и склонилась над Джейми. Он уже уснул и дышал спокойно, лоб его пересекала морщина. Я провела рукой по его волосам. Морщина разгладилась, но тут же вернулась на место. Я вздохнула и подоткнула одеяло.Утром я чувствовала себя намного лучше, но у Джейми после беспокойной ночи запали глаза, и его подташнивало. Он решительно отвергал любые предложения завтрака, будь то бульон или специальный укрепляющий напиток, и раздраженно огрызнулся на меня, когда я попыталась проверить повязку на руке.— Ради Христа, Клэр, оставь меня в покое! Хватит надо мной суетиться! — сердито вырвал он руку.Я, ни слова не сказав, отвернулась и начала прибирать на небольшом столике горшочки и свертки с лекарствами. Я расставила их по назначению: мазь из календулы и ольховый бальзам — успокаивающие, ивовая кора и ромашка для чая, чеснок и тысячелистник для дезинфекции.— Клэр.Я повернулась и увидела, что он сидит на кровати, глядя на меня со смущенной улыбкой.— Прости, Сасснек. Все внутренности стиснуты, и у меня сегодня злющее настроение. Но это не значит, что я должен был кричать на тебя. Прощаешь?Я быстро подошла к нему и обняла.— Ты и сам знаешь, что тут нечего прощать. Только что это значит — все внутренности сжаты? — Уже не в первый раз я поняла, что близкие отношения и любовь вовсе не синонимы.Джейми сделал гримасу, склонившись вперед и схватившись за живот.— Это значит, — сказал он, — что я хочу, чтобы ты оставила меня одного хотя бы ненадолго. Если ты не против.Я поспешно выполнила его просьбу и пошла завтракать.Немного позже я заметила опрятную фигуру францисканца в сутане. Он шел через двор к монастырю. Я поспешно догнала его.— Отец! — окликнула я, он обернулся и заулыбался, увидев меня.— Доброе утро. Мадам Фрэзер — так вас зовут? Как себя чувствует сегодня утром ваш муж?— Лучше, — ответила я, надеясь, что это так. — Я хотела еще раз поблагодарить вас за вчерашнюю ночь. Вы ушли так быстро, что я даже не успела спросить, как вас зовут.Ясные карие глаза сверкнули, когда он поклонился, прижав руку к сердцу.— Франсуа Ансельм Мерикёр д'Арманьяк, мадам, — ответил он. — Так меня крестили при рождении. Теперь известен только как отец Ансельм.— Ансельм Веселое Сердце? — улыбнулась я. Он пожал плечами — типичный французский жест, не изменившийся за столетия.— Пытаюсь, — он иронически скривил губы.— Я не хочу вас задерживать, — сказала я, взглянув в сторону монастыря. — Я только хотела поблагодарить вас за помощь.— Вы нисколько меня не задерживаете, мадам. Честно говоря, я все тянул и не приступал к делу, потакая самым грешным образом собственной праздности.— А что у вас за дело? — я была заинтригована. Совершенно очевидно, что этот человек — посетитель монастыря, его сутана францисканца очень выделялась среди бенедиктинцев. Здесь было несколько приезжих, как сказал мне брат Полидор, один из послушников. В основном ученые, прибывшие сюда, чтобы свериться с книгами, хранившимися в знаменитой библиотеке монастыря. Ансельм, как оказалось, был одним из них. Он уже несколько месяцев занимался переводами сочинений святого Иеронима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134