— Мы хотим помазать его, — произнес он низким добрым голосом. — Не пугайтесь.И повернулся к кровати, а я диким взглядом уставилась на Ансельма.— Таинство Последнего Помазания, — пояснил он, придвигаясь ближе ко мне, чтобы не потревожить монахов, сгрудившихся у постели.— Последнее Помазание! Но ведь это только для умирающих!— Ш-ш-ш. — Он отвел меня от кровати. — Правильнее называть это помазанием болящих, но на деле его обычно приберегают для тех, кому грозит опасность умереть.Монахи осторожно повернули Джейми на спину и устроили так, чтобы как можно меньше травмировать израненные плечи.— Цель этого таинства двойная, — продолжал Ансельм, бормоча мне прямо в ухо. — Во-первых, это таинство исцеления. Мы молимся, чтобы страдающий исцелился, если на то будет Господня воля. Елей — освященное масло — считается символом жизни и здоровья.— А вторая цель? — спросила я, уже зная ответ. Ансельм кивнул.— Если Господь не пожелает, чтобы страдающий исцелился, Он дает полное отпущение грехов, и мы предаем его в руки Господа, чтобы душа в мире рассталась с телом. — Он увидел, что я собралась спорить, и предупреждающе положил мне руку на плечо. — Это последние ритуалы Церкви. Он имеет право на них и на мир, который они несут с собой.Приготовления завершились. Джейми лежал на спине, его чресла были целомудренно прикрыты тканью, в изголовье и в ногах кровати горели свечи, неприятно напомнившие мне могильные огни. Отец Александр сидел у кровати, рядом с ним один из монахов держал поднос с дароносицей и двумя маленькими серебряными бутылочками: со святой водой и елеем. Через обе руки он перекинул белую ткань.Как чертов виночерпий, злобно подумала я. Вся эта процедура страшно раздражала меня.Обряд проводился на латыни, негромкое ответное бормотание монахов успокаивало слух, хотя я не понимала слов.Ансельм шептал мне на ухо, что означали отдельные части службы; другие были самоочевидны. В какой-то момент аббат сделал знак Эмброузу, тот шагнул вперед и поднес к носу Джейми небольшую бутылочку. Должно быть, в ней находился нашатырный спирт или другой стимулятор, потому что Джейми дернулся и резко повернул голову в сторону, не открывая глаз.— Зачем они пытаются привести его в сознание? — шепнула я.— Если возможно, человек должен быть в сознании, чтобы согласиться с утверждением, что он сожалеет о своих грехах. Кроме того, если он будет в состоянии проглотить, настоятель даст ему Святое Причастие.Отец Александр тихонько потрепал Джейми по щеке, и, продолжая ласково разговаривать с ним, повернул его голову к бутылочке. Он перешел с латыни на шотландский, свой родной язык, и голос его звучал нежно.— Джейми! Джейми, сынок! Это я, Элик, сынок. Я здесь, с тобой. Очнись, пожалуйста, совсем ненадолго. Я отпущу тебе грехи, а потом дам Святое Причастие Господа нашего. Сделай маленький глоток, чтобы ответить мне, когда будет нужно.Монах по имени Полидор поднес к губам Джейми кубок, осторожно вливая ему в рот по капле воды. Глаза Джейми открылись, вялые от жара, но достаточно живые.Аббат продолжал задавать вопросы по-английски, но так тихо, что я едва слышала их.— Ты отрекаешься от сатаны и его деяний? Ты веришь в Воскресение Господа нашего Иисуса Христа? — и так далее. На каждый вопрос Джейми хриплым шепотом отвечал:— Ага.Причастившись, он вздохнул, лег на спину и снова закрыл глаза.Грудная клетка поднималась и опускалась при каждом вздохе, и я видела обозначившиеся ребра. За время болезни и жара Джейми страшно исхудал. Аббат по очереди брал пузырьки со святой водой и елеем и осенял Джейми крестом, он помазал его лоб, нос, уши и веки.Потом он перекрестил с елеем грудь над сердцем, каждую ладонь и каждую ступню. Искалеченную кисть он поднимал с особой осторожностью, слегка смазав рану елеем, и снова положил руку на грудь Джейми, чуть ниже ножевой раны.Помазание прошло быстро и неизмеримо нежно, легчайшим прикосновением большого пальца аббата. Суеверная магия, произнесла рациональная сторона моего сознания, но я была глубоко тронута любовью, которой светились лица монахов во время молитвы. Джейми еще раз открыл глаза, теперь такие спокойные, и его лицо впервые после того, как мы покинули Лаллиброх, светилось умиротворением.Церемония завершилась короткой молитвой на латыни. Положив руку на лоб Джейми, отец Александр произнес по-английски:— Господи, в Твои руки предаем мы душу раба Твоего Джейми. Молим Тебя, исцели его, если такова будет Твоя воля, и укрепи душу его, и преисполни ее благодати, и упокой ее в вечности.— Аминь, — откликнулись монахи. И я.Стемнело, и Джейми снова впал в полубессознательное состояние. Его силы истощались, и все, что мы могли — это поднимать его, чтобы он глотнул воды. Губы его потрескались и начали шелушиться, и он больше не мог произнести ни слова, хотя широко открывал глаза, если его грубо потрясти. Нас он больше не узнавал; смотрел неподвижным взглядом, медленно закрывал глаза и со стоном отворачивался.Я стояла у кровати и смотрела на него, настолько измученная тяжелым днем, что ничего, кроме тупого отчаяния, не чувствовала. Брат Эмброуз ласково прикоснулся ко мне, выводя из состояния отрешенности.— Вы больше ничего не можете для него сделать, — сказал он, решительно отводя меня в сторону. — Вам необходимо отдохнуть.— Но… — начала я и замолчала. Он прав, поняла я. Мы сделали все, что могли. Либо лихорадка скоро прекратится сама, либо Джейми умрет. Даже самое сильное тело не может вынести разрушительного действия жара дольше двух дней, а у Джейми осталось слишком мало сил.— Я останусь с ним, — пообещал Эмброуз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134