— Идите в постель. Я позову вас, если… — он не договорил, просто махнул рукой в сторону моей комнаты.Я лежала без сна на кровати и смотрела на балки потолка. Глаза мои были сухими и горячими, горло болело, словно и у меня начинался жар. Может, это и есть ответ на мои молитвы — мы сможем умереть вместе?В конце концов я встала, взяла со столика у двери кувшин и тяжелый керамический таз, поставила его на пол и аккуратно наполнила водой, так, чтобы она вздулась над краями дрожащим пузырем.По пути в комнату я заходила в кладовую брата Эмброуза…Теперь я развернула маленькие пакетики с травами и высыпала содержимое на жаровню. От листьев мирры пошел ароматный дымок, а крошки камфары вспыхнули крохотными голубыми язычками пламени между раскаленными красными углями.Я поставила свечу позади таза так, чтобы свет отражался в поверхности воды, села перед ним и стала призывать призрак…В каменном коридоре было холодно и темно, его освещали только тускло мерцающие масляные лампы, через равные промежутки свисающие с потолка. Моя тень протягивалась из-под ног далеко вперед, когда я под ними проходила. Казалось, что она ныряет головой вперед и исчезает в темноте.Несмотря на холод, я шла босиком и в одной грубой белой ночной рубашке. Под рубашкой меня окутывал небольшой островок тепла, но холод, которым тянуло с каменного пола, полз по ногам.Я тихо стукнула в тяжелую дверь и отворила ее, не дожидаясь ответа. У кровати Джейми сидел брат Роджер и, склонив голову, читал молитвы и перебирал четки. Деревянные бусины стукнулись друг о друга, когда он поднял голову, но губы еще какое-то время продолжали беззвучно шевелиться — он дочитывал «Аве, Мария».Монах подошел ко мне и произнес очень тихо, хотя было понятно, что он мог бы и кричать, не боясь потревожить неподвижную фигуру в постели:— Никаких изменений. Я только что поменял воду в ванночке для руки.На оловянном чайнике, стоявшем на жаровне, блестели капли воды. Я кивнула и благодарно прикоснулась к его руке. После всех видений последнего часа она оказалась неожиданно плотной и теплой и почему-то успокаивающей.— Я бы хотела остаться с ним наедине, если вы не против.— Разумеется. Я пойду в часовню. Или лучше остаться рядом на случай… — Его голос нерешительно замер.— Нет. — Я постаралась ободряюще улыбнуться. — Идите в часовню. А еще лучше — в постель. Я все равно не могу спать. Останусь с ним до утра Если понадобится помощь, я пошлю за вами.Еще сомневаясь, монах посмотрел на кровать. Но было очень поздно, а он устал — под добрыми карими глазами лежали круги.Тяжелая дверь скрипнула, закрываясь, и я осталась наедине с Джейми. Одна, испуганная и очень, очень сомневающаяся в том, что мне предложили сделать.Я стояла в изножье кровати и смотрела на него. Комната была наполнена тусклым светом от жаровни и двух огромных подсвечников на столе у стены, каждый почти в три фута высотой. Джейми лежал обнаженный. Слабый свет словно подчеркивал запавшие глаза и ввалившиеся щеки. Разноцветный синяк на груди походил на расползающуюся плесень.Кожа умирающего человека принимает зеленоватый оттенок. Сначала это только налет на скулах, но он постепенно расползается по лицу, по груди по мере того, как воля к жизни ослабевает. Несколько раз я видела, как это смертельное продвижение прекращается, кожа вновь розовеет, и человек оживает. Но чаще… Я энергично встряхнулась и отвернулась.Я вытащила руку из-под складок рубашки и выложила на стол то, что украдкой вынесла из темной кладовой брата Эмброуза. Флакон с нашатырным спиртом. Пакетик сухой лаванды. Еще один с валерианой. Маленькую металлическую курильницу в форме раскрытого бутона. Два шарика опиума со сладким запахом, вязких от камеди. И нож.В комнате было душно от дыма жаровни. Единственное окно было завешено гобеленом со сценой казни святого Себастьяна.Я посмотрела на поднятое кверху лицо святого и пронзенный стрелами торс, в который раз удивившись складу ума человека, выбравшего именно это украшение для комнаты больного.Тяжелый гобелен из шерсти и плотного шелка пропускал только очень сильный ветер. Я откинула нижний край, и дым потянулся под каменную арку. Холодный, сырой воздух, заструившийся в комнату, действовал освежающе и успокаивал пульсацию в висках, которая началась, когда я смотрела в отражение в воде и вспоминала.За спиной раздался негромкий стон, Джейми пошевелился на сквозняке. Отлично. Стало быть, он не в глубоком обмороке.Опустив гобелен на окно, я взяла курильницу, закрепила на острие шарик опиума и подожгла его от восковой свечки. Потом поставила курильницу на столик у изголовья кровати, стараясь не вдыхать опасные испарения.Времени было не много. Нужно скорее заканчивать приготовления, иначе дым опиума погрузит его в слишком глубокий сон.Я расшнуровала ночную рубашку и быстро натерла тело лавандой и валерианой. Аромат был приятный, пряный, легко различимый и пробуждающий воспоминания. Аромат, который вызывал у меня в памяти тень человека, пользовавшегося такими духами, и тень человека позади него: тени, пробуждавшие вызывающие смятение воспоминания о сегодняшнем ужасе и прошлой любви. Аромат, который должен напомнить Джейми часы боли и ярости, окутанные его волнами. Я решительно растерла остатки травы между ладонями, уронив на пол благоухающие крупицы.Глубоко вздохнув, чтобы набраться смелости, я взяла флакон с нашатырным спиртом. Постояла немного у кровати, глядя на исхудавшее, покрытое щетиной лицо. В лучшем случае он проживет еще день; в худшем — несколько часов.— Ну что ж, проклятый шотландский ублюдок, — мягко сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134