— Какие причины могут оправдать такую жестокость?
— Не важно. — Он посмотрел в окно, избегая ее сочувственного взгляда. — Уверяю, у вас нет причин для печали. Все произошло так давно.
— Ведь это все неправда? — она схватила его за руку. — Именно поэтому вы не хотите назвать мне причину, по которой ваш отец прогнал вас из дому?
Он посмотрел на ее руку, на тонкие пальцы, сжимавшие его руку. Белая кожа перчаток казалась золотистой при свете фонаря, горевшего в карете. Как все-таки упорно эта женщина пытается вытащить его из тени прошлого. Он попытался вздохнуть, но воздух стал очень тяжелым и каким-то грустным. И против своей воли, Саймон погрузился в воспоминания, вернувшись на шесть месяцев назад, когда он, возможно, в последний раз, разговаривал с отцом…
Он стоял в кабинете отца, глядя поверх огромного стола из красного дерева в увядшее лицо мужчины, который когда-то олицетворял для Саймона всю силу мира. Жить Райндольфу Джеймсу оставалось недолго. Болезнь медленно пожирала его.
— Тебе удается бросить вызов даже в этом, не так ли? — Райндольф посмотрел на Саймона, его глаза горели от всепоглощающей ненависти. — Тебе удалось выжить, в то время как я медленно умираю.
Саймон проглотил комок боли и горечи, подкативший к его горлу.
— Даже если ты не научил меня ничему другому, то выживать я научился только благодаря тебе.
Слова отца были преисполнены злобы. Он, казалось, не говорил, а плевался желчью:
— Ты думаешь, что очень умный, да? Она тоже считала себя умнее всех на свете. Тебе слишком хорошо известно, что я не могу отказаться от титула. Ладно, упивайся своим триумфом! Теперь ты и твоя испорченная кровь унаследуют все, что я имею! Бог мой! Как она будет рада увидеть все это!
Саймон продолжал смотреть на того, кто теперь казался больше похожим на высохший чехол от мебели. Разговор уже не имел смысла, незачем бередить давно зажившие раны.
— Я никогда не желал ни твоего титула, ни твоих земель, ни твоих денег.
— Ты такой же, как она! Лгун! Я хочу, чтобы ты попал в ад!
Ненависть. Саймон чувствовал ее так ясно, будто она своей рукой ухватила его за горло. Эта ненависть никогда не проходила. Независимо от того, что он прежде изо всех сил старался завоевать любовь отца. Ему так хотелось заслужить его уважение! Все напрасно. Отец так и сойдет в могилу, презирая его, своего сына.
Эмилия сжала руку Саймона так сильно, что заставила вернуться назад. Он посмотрел на нее, зная, что в этот момент ему больше всего на свете хочется заключить ее в свои объятия, прижать к своей ноющей груди. Он страстно желал ее тепла, словно человек, долгое время проведший на льду. Но и это тоже невозможно. Эмилия недосягаема для него.
— Скажите мне, — потребовала Эмилия, — это правда или очередная ложь?
— Эмилия, нет нужды мучить этого человека, — произнесла леди Геррит. — Очевидно, что он не хочет обсуждать эту тему.
— Прекрасно, — Эмилия отпустила его и вновь ухватилась за сумочку. — Сомневаюсь, что мы можем верить ему хоть малость.
Даже сейчас, в гневе, Эмилия была прекрасна. И Саймон вынужден был с горечью это признать, как и то, что между ним и этой девушкой возникла стена, созданная ради великой цели. Если бы можно было пробить кулаком эту преграду, разрушить, превратить ее в груду незначительных обломков. Он тихо, еле слышно сказал:
— Я был единственным ребенком моего отца от первой жены.
Эмилия сердито и недоверчиво посмотрела на него, но он, не обращая на нее внимания, продолжал:
— Я помню, моя мать была очень красива. Она родилась и выросла во Франции. — Он так давно не вспоминал о матери. Странно, но он хорошо помнил ее лицо, ее голос и много разных мелких подробностей. — От нее всегда пахло розами. — Он замолчал, охваченный воспоминаниями, и едва услышал, как Эмилия сказала:
— Вы, должно быть, похожи на мать.
Саймон вздохнул, подумав, что его жизнь могла бы сложиться совсем иначе, родись он с такими же, как у отца, русыми волосами и серыми глазами.
— Думаю, что да.
— Вероятно, ваш отец сильно горевал, когда ваша мать умерла.
— Мой отец был бы счастлив узнать, что она мертва. — Саймон посмотрел на Эмилию и, увидев в ее глазах все то же недоверие, добавил: — Моя мать еще жива и, как я слышал, живет в Америке со своим вторым мужем. У них четверо детей.
Наконец Эмилия, казалось, начала понимать. Она потрясенно прошептала:
— О Боже!..
— Когда мне исполнилось семь лет, мать решила, что хочет от жизни большего, чем ей может дать мой отец. Он развелся с ней, когда она убежала со своим любовником. — Саймон улыбнулся, несмотря на боль от той незаживающей раны. — С тех пор как вторая жена родила моему отцу детей, у него не было причин держать меня при себе.
— Не было причин? — Эмилия покачала головой, будто хотела опровергнуть его слова, но не могла. — Но вы ведь его сын!
— Да, но я стал живым напоминанием о его горе.
Эмилия судорожно мяла рубиновый шелк на коленях. У нее появилось ощущение, будто она идет по узкой тропинке и боится потерять равновесие. Она прикусила нижнюю губу и бросила короткий умоляющий взгляд на бабушку.
— Мне очень жаль, что с вами произошла эта скверная история, — сочувственно кивнула головой леди Геррит.
— Это было давно. — Саймон похлопал Геррит по руке и, улыбнувшись, посмотрел в ее огорченные глаза. — У меня имелось достаточно времени, чтобы понять, почему мать решила поступить именно так. Она хотела провести свою жизнь с человеком, которого полюбила.
Эмилия гордо вздернула подбородок.
— Хотя ваш отец поступил скверно, это не дает вам права разрушить мою жизнь.
— Без сомнений. — Саймон заглянул в золотые глаза Эмилии, заметив в них смесь ненависти и сожаления, которые она испытывала к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109