мне снова вспомнился вопрос об актере и зрителях. И все же тот факт, что она аплодировала, в какой-то мере рекомендовал ее.
– Правда? Боже правый, не удивительно, что она кажется такой необычной. А как вам удалось устроиться в манекенщицы? Я считала, что это очень ограниченный круг.
– Да, он очень ограничен, поэтому-то мне и удалось войти в него. Знаете, у меня был друг. Отличный фотограф. Ну и так далее.
– Вам жутко повезло. Но сейчас вы больше этим не занимаетесь?
– Не занимаюсь. Временно. В конце концов, в Хирфорде нет такой возможности.
– Вы могли бы ездить в Лондон и обратно.
– У меня двое детей, – напомнила я.
– Ах, да. Наверное, вы очень счастливы дома, но я бы ни минуты не смогла прожить в таком месте, если бы не работала. Я бы скончалась сегодня же вечером, если бы не пришла сюда. Не выношу даже вида своей квартиры.
– Может, вы захватите пару тарелок, и мы поужинаем?
– Да-да, – она, слегка покачиваясь, отошла от стены. Подхватив ближайшие к ней две тарелки, она вернулась в комнату и начала есть, не собираясь снова возвращаться ко мне, чтобы помочь. И я подумала, как все это противно: она теперь была готова относиться ко мне, как к серьезной и опасной личности, потому что я существовала в мире, куда она сама не смогла бы войти. Будь я ничтожеством, не интересуй меня ни театр, ни сфера развлечений, ни позирование, ни телевидение, она с большим удовольствием полюбила бы меня. А чего бы мне больше хотелось, ее восхищения или неприязни?
Ночью, когда Дэвид выключил свет и мы неподвижно лежали, сохраняя молчание, каждый по своим причинам, я спросила его:
– Дэвид, ты всерьез говорил о том, чтобы быть самим собой? Ты правда думаешь, что этого достаточно: сражаться со всеми, чтобы оставаться собой?
– Что еще я могу? – ответил он. – Не вижу, что еще мне остается. Если я не буду самим собой, я буду никем. А если я недостаточно хорош, то лучше мне знать об этом. Я хочу знать, где могу оступиться. Я не хочу остаться незамеченным.
– Но, Дэвид, – сказала я, беря его за руку, – неужели все так просто? Я знаю, ты серьезно относишься к своей профессии, что хочешь стать хорошим актером, знаю, почему мы тут… Но если ты собираешься стать настоящим актером, тебе следует обращать внимание на то, что делают другие, великие актеры.
– Не вижу, зачем?
– Разве? Я не разбираюсь в актерском мастерстве, но, если бы мне захотелось написать книгу или картину, я постаралась бы присмотреться к тому, как это делала Генри Джеймс или Тициан. Или вовсе не стала бы приниматься за работу.
– А какую пользу тебе это принесло бы?
– Не знаю. Разве плохо иметь в жизни идеал?
– Не думаю. Если ты не Генри Джеймс, тогда тебе ничем не помогут мысли о нем, а если ты такой, как он, то они не понадобятся тебе и подавно. Лично я не думаю, что есть идеал выше, чем я сам. Я готов считать себя лучшим актером в стране. Мне необходимо думать, что я – это лучшее, что есть во мне, как в актере.
– Ты – лучший, – сказала я, пожав кончики его пальцев.
– Не сказал бы, что ты так думаешь, судя по твоему отношению ко мне.
– Что ты имеешь в виду? Я приготовила тебе и твоим ужасным друзьям чудесный ужин, разве нет?
– Я не об этом, – сказал он, до боли сжимая мою руку.
– Тебе ничего не удастся добиться силой, – сказала я.
– Ведь двоих детей я тоже получил силой, правда?
– Это было узаконенное изнасилование, – ответила я. Он выпустил мою руку и отвернулся, забирая на свою половину одеяло. Я тоже повернулась к нему спиной, и мы заснули.
Глава пятая
На следующее утро я впервые дала Джозефу бутылочку коровьего молока. Он выпил ее с удовольствием, и я обрадовалась, что идея об искусственном вскармливании пришла мне в голову. Мне неожиданно захотелось поскорее привести свою грудь к обычной небольшой форме. Я выполнила свой материнский долг. Меня высосали до капельки.
Закончив с Джозефом, я оставила его и сестренку на попечение Паскаль и отправилась в город за покупками. Я договорилась встретиться с Дэвидом в театре во время ланча, а перед этим решила осмотреться на местности. Я была готова пройти мили, чтобы найти подходящего мясника и бакалейщика. Через час исследований, когда я покончила со всеми делами и мне оставалось купить только банку растительного масла, я неожиданно запаниковала от того, что в этом городке у меня не было никаких знакомых. Потерянная, я дошла до ближайшего «Вимпи Бар» и заказала чашку кофе. В таких местах и обстановка, и кофе всегда одинаковы, будь то в Хирфорде или в Лондоне, а может быть, кто знает, и в Буэнос-Айресе и в Бейруте. Там я почувствовала себя как дома, как и в «Марксе» и «Спенсерсе», незаметной, ничем не выделяющейся. Здесь же была маленькая компания актеров, пришедших сюда, подчиняясь своему «птичьему инстинкту».
Все те, кто в то утро не работал. Через пару недель они обнаружили другой кафе-бар, расположенный ближе к старым узким улочкам, где мы жили, и претендующий на звание своего рода актерского клуба, и захватили его. Просто въехали. Чужих они не прогоняли, потому что некоторые оставались посмотреть, но навсегда избавили этот бар от местных длинноволосых личностей.
Выпив кофе и купив банку масла, которое мне не могли доставить прямо на дом, я вернулась через мост к театру. У входа на сцену я не увидела Дэвида, поэтому я принялась читать записки на доске объявлений, решив, что актеры еще не разошлись на ланч. Я прочитала список действующих лиц – кто кого играл, и объявление о запрещении парковать машины на общественной стоянке, потом принялась собирать все свободные кнопки и вкалывать их в доску кружком. В это время кто-то остановился у меня за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56