Руку ломило так, что глаза наполнялись слезами, сердце разрывалось от отчаяния, и девочка закричала сквозь рыдания:
– Убирайтесь! Оставьте меня в покое! Я вас ненавижу!
– Табита Монтекью! Да как ты смеешь! Мисс Пламридж, оставьте нас!
Оказавшись наедине с племянницей, тетя Монтекью схватила девочку за руку и, стащив с кровати, поставила на пол.
– Бесстыдная, дерзкая девчонка! – Она побагровела от ярости. – Что ты себе позволяешь? И это после того, как я тебя, как родную, приютила, дала крышу над головой? Неблагодарная нахалка!
После каждого буквально выплюнутого слова матрона безжалостно встряхивала Табиту, и девочка, обессиленная болью и задыхающаяся от обиды, повисла на руках леди Монтекью.
– Я должна была знать, что ребенок Элеоноры Лидерленд унаследует ее вопиющую непочтительность и нарочитое неуважение к людям высшего света! Тебе не место в моей семье! Не выйдешь из своей комнаты, пока я не разрешу, но после того, как надлежащим образом передо мной извинишься.
С этими словами леди Монтекью швырнула Табиту на кровать и с гордо поднятой головой выплыла из комнаты.
Впавшая в полузабытье Табита все же услышала, как в замке повернулся ключ, и волна отчаяния захлестнула ее. Следующий день она провела в полном одиночестве и только ближе к вечеру услышала, что кто-то открывает дверь. Со вчерашнего обеда у Табиты во рту не было и крошки. Она лежала на боку и тихонько баюкала обожженную руку, стараясь хоть как-то унять боль. Душа ее была переполнена тоской и грустью. Она вспоминала о злобных пакостях Ричарда, о его ненависти и жестокости к ней, об откровенной неприязни и презрительном пренебрежении со стороны тети. Она гнала прочь эти мысли, стараясь представить себе, что мама и папа живы и она счастлива, но это ей не удавалось. Пришла тетя.
– Ну что же, мисс. У тебя было достаточно времени для размышлений. Ты можешь спуститься в столовую и пообедать вместе с нами, если принесешь мне свои извинения. – Леди Монтекью ждала слезного раскаяния, но не дождалась. И, покраснев от гнева, заговорила презрительным тоном: – Кто ты такая, чтобы выказывать неуместную гордыню и озлобленность? Господь тебя покарает за это!
Она вышла, громко хлопнув дверью, и снова заперла ее на ключ. Табита обхватила себя руками за плечи, подтянула коленки к груди и, свернувшись калачиком, замерла, не ощущая, что ее бьет дрожь. Через некоторое время дверь вновь открылась, и на этот раз на пороге появилась симпатичная Верити Поттер. Она внесла поднос с обедом и стаканом молока, который осторожно поставила на ночной столик. Верити села на край кровати и зашептала:
– Мисс, мне не разрешили с вами разговаривать. Приказали только отнести еду, оставить и уйти. – Она с жалостью посмотрела на несчастную Табиту: – Мисс, вам обязательно нужно поесть. Быстрее поправитесь.
Выглядела девочка ужасно. А вдруг она ночью умрет? И все из-за хозяйки. Это она своим злобным равнодушием довела девочку до такого состояния. Подоткнув со всех сторон одеяло, Верити все-таки вышла из комнаты, опасаясь, как бы не заметили, что она слишком долго отсутствовала. О том, что она увидит утром, когда принесет Табите завтрак, служанка старалась не думать.
Утром Верити обнаружила, что Табита лежит неподвижно, свернувшись калачиком, как и накануне вечером. Еда осталась нетронутой. С замиранием сердца Верити коснулась лба девочки и с облегчением вздохнула. Лоб оказался теплым. Даже горячим. Слишком горячим. Служанка бросилась вон из комнаты на поиски мисс Пламридж, обратиться к леди Монтекью она не осмелилась. Это сделала мисс Пламридж. Леди Монтекью, осмотрев племянницу, послала за доктором.
Доктор Гудалл, осмотрев ожог, обнаружил, что он хорошо заживает и не может быть причиной лихорадки. Но почему у больной жар, определить не смог.
Поправлялась Табита медленно. Была на грани жизни и смерти. Леди Монтекью, явно испытавшая облегчение от того, что девочка не скончалась у нее на руках, старательно избегала всякого упоминания о событиях, приведших к недугу. Когда же Табита уже могла спускаться в столовую и ее жизнь вернулась в привычную колею, она заметила, что кое-что изменилось. К ней стали относиться чуть более заботливо. А главное, Ричард держался от нее подальше – и в один прекрасный день каникулы закончились, и он уехал.
Табита наконец выздоровела, но мисс Пламридж пока не позволяла девочке выходить из дома. Зима была в самом разгаре, и гувернантка не знала, как оградить свою подопечную от, не приведи Бог, еще одной простуды, и следила, чтобы девочка была всегда тепло одета. Хотя мисс Пламридж была ярой сторонницей свежего воздуха и регулярных моционов, она только в феврале позволила Табите возобновить ежедневные прогулки по угодьям поместья.
Рука у Табиты уже совсем зажила, остались лишь небольшие рубцы на внутренней стороне запястья. В один из последних дней февраля Табита и Амелия бегали по приусадебному парку, и мисс Пламридж с удовлетворением отметила, что ее подопечная такая же деятельная и громкоголосая, как и ее кузина.
Уже появились первые подснежники, и обе девочки, возвращаясь домой, набрали букетики из едва распустившихся нежных белых цветков. Мисс Пламридж приучала детей с каждой прогулки приносить в дом дары щедрой природы – красивые листья, цветы, каштаны, лесные ягоды, стручки. Букетики подснежников поставят на столы в классной комнате, чтобы девочки могли их нарисовать.
Табита любила рисовать и в свои девять лет заметно преуспела в этом занятии. Удивительная точность линий и индивидуальность каждого рисунка поражали мисс Пламридж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71