К несчастью, как обнаружил Викери, в конце вечера Елена Троянская добровольно разделась, оставшись в костюме Евы.
– Правда, уже почти рассвело и гостей осталось мало, – добавил он. – И она была весьма искусно раскрашена. Говорят, даже к груди были приклеены жемчужины. Фаул сказал, что от такого зрелища у него началось сердцебиение, но лакеи были более снисходительны, если понимаете, о чем я.
Элайджа снова расслабился.
– А герцогиня знает? Она была там?
– О нет, ваша светлость, – заверил Викери. – Она уже удалилась к себе. Как я уже говорил, было очень поздно.
Элайджа тяжело вздохнул. Вот вам и еще один скандал! А теперь тут откуда-то взялся Безумный Маркиз!
Сокрушенно покачав головой, он встал и потянулся к полотенцу.
Элайджа пригладил волосы, подстриженные очень коротко, чтобы парик сидел лучше.
Вскоре Элайджа садился в экипаж, сознавая, что пропущенный день будет чем-то вроде публичного признания в импотенции, после чего повернулся к своему секретарю Рэнсому Каннингему.
– Я должен вернуться домой до встречи с суконщиками, – коротко бросил он.
Каннингем открыл было рот, чтобы запротестовать. Но Элайджа повелительно поднял руку:
– Шахматная партия.
Каннингем плотно сжал губы. Герцога так и подмывало спросить, уж не поставил ли он на Вильерса, но решил, что лучше этого не знать.
– Случайно, не слыхали, как там пари в «Уайтсе»? – небрежно спросил он. Секретарь слегка поколебался, прежде чем сказать правду:
– Видите ли, ваша светлость, Вильерс считается лучшим шахматистом Англии.
Бедняга от смущения не мог поднять глаза.
Элайджа что-то буркнул и поудобнее устроился на сиденье.
Слегка тревожило его только одно: почему он способен понять американцев и суконщиков, но упорно не находит общего языка с женой?..
Однако эту проблему он рано или поздно решит. Недаром добавил ее к длинному списку, существующему в одном из уголков его мозга. Каждый час этот список просматривался и корректировался, а задачи варьировались от скромных до глобальных, от проверки подвалов в доме на Портман-сквер – у герцога были владения по всему городу – до усиления связей с Францией, и к черту Питта. Где-то в самой середине возник еще один пункт: «Попытаться понять Джемму».
Немного подумав, он расширил запись: «Как можно скорее попытаться понять Джемму, прежде чем она выиграет партию и лишит почти всех слуг большей части их ежегодного жалованья».
Глава 18
Герцог Вильерс провел утро в «Парслоуз». Сыграл не особенно сложную партию с русским, занесенным туда попутным ветром, и провел добрых три часа, обсуждая с лордом Корбином возможность пожертвовать королевой. Тот, вполне вероятно, станет его постоянным партнером, которого у Вильерса не было с тех пор, как застрелился Берроу.
Дьявол бы все это побрал!
Сгорбившись, Вильерс направился вниз по улице, к дому Элайджи. Странно, что он по-прежнему называет Бомонта Элайджей, хотя оба они за эти годы едва ли обменялись парой слов, не говоря уж о том, чтобы звать друг друга по имени.
И все же для окружающих они сражались за королеву Элайджи. Которая была не слишком нужна Вильерсу. Он хотел одного: найти себе достойного партнера.
А может, все, чего он хотел – вернуть Берроу?
Мысль была настолько сентиментальной, что Вильерс с яростной гримасой принялся громыхать молотком по двери, да так сильно, что появившийся на пороге лакей поспешно отступил.
– Ее светлость ожидает вас, – объявил он.
Но Вильерс уже взбегал по лестнице, стараясь задушить постыдные сожаления. Вчера он и Джемма разыграли начало. Скорее всего сегодня она сделает ход конем.
Она пошла пешкой на d4 – он немедленно взял ее пешкой, той, которой вчера начал шахматную партию, и откинулся на спинку стула.
– Можно мне посмотреть расстановку фигур на доске вашего мужа?
Герцогиня покачала прелестной головкой. Вильерс без особого энтузиазма подумал, что она необычайно красива.
– Ни за что.
– В таком случае расскажите о манере игры Филидора.
– Кругленького человечка в пенсне? Он лыс и…
Ее глаза смеялись.
– И очень похож на пешку? – предположил Вильерс.
– Слегка, – возразила Джемма. – Одна из самых интересных его партий та, где он заранее вызвался поставить мат слоном королевы.
– Договорная игра… и такая сложная. Поразительно!
– Он пожертвовал королевой, двумя ладьями, конем и слоном, но своего добился.
Вильерс молчал, передвигая фигуры на воображаемой доске. Он, естественно, не мог в точности восстановить партию, но понимал, как она, должно быть, сложна и красива.
– Он и научил меня без сожаления жертвовать фигурами, – продолжала Джемма. – В одной выигранной им партии он пожертвовал королевой, произвел в королевы пешку и взял мою королевскую ладью.
– Вы переспали с ним, чтобы отпраздновать победу? – осведомился он.
– Нет, – покачала головой Джемма, ничуть не оскорбившись.
– Думаю, если бы я встретил женщину, которая могла бы стать мне достойной соперницей, сделал бы все на свете, чтобы добиться ее.
– Неужели?
Сейчас она казалась классической греческой статуей, с идеально симметричными чертами.
– Игра в шахматы подобна музыке и страсти. Она дает мне еще одну причину, чтобы жить. А уж объединить и то, и другое… да это рай на земле! – продолжал он.
– Однажды я любила мужчину под звуки скрипки, – вспомнила она, и легкая улыбка, игравшая в уголках ее губ, зажгла кровь.
– Но вы когда-нибудь отдавались гроссмейстеру?
– Это зависит от того, что подразумевать под этим определением.
– Под это определение подхожу я. И Филидор, разумеется.
– Гроссмейстер, похожий на пешку, не в моем вкусе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91