И поэтому паша будет грабить американские суда, пока не получит причитающейся ему «честной» доли.
Правда, с некоторых пор пиратский промысел перестал быть легким. Примерно в то же время, когда Алекс попала в Триполи — то есть почти год назад, — американские корабли установили блокаду мусульманского города. Это причиняло паше немало беспокойства. Связанные с блокадой неприятности досаждали в основном корсарам: приходилось сначала проскочить мимо державших блокаду кораблей, чтобы затем пуститься на поиски легкой добычи.
Но вот коммодора Дейла отозвали в Вашингтон, а на его место назначили Валентина Морриса. И весь этот год он стоял во главе военного флота, разбросанного по всему Средиземному морю. Алекс уже в который раз думала о том, что пост коммодора означал для Морриса с супругой всего лишь возможность за государственный счет совершить роскошное путешествие. Ибо за все это время ни одно военное судно не показалось в водах Триполи, что вызывало у паши, Джебаля и всех их высших офицеров бесконечный поток грубой ругани и издевательств по поводу храбрости американских моряков. По их словам, если американец — значит, трус, и ничего больше.
День сменял другой, а о «Жемчужине» и капитане Ксавье Блэкуэлле слышно ничего не было. По подсчетам Алекс, в ближайшие два месяца «Жемчужина» должна будет появиться в здешних водах, и Блэкуэлл попадет в Триполи.
И если бы этот год в ее жизни не превратился в настоящее испытание отваги, целеустремленности, сообразительности и искусства выживать — Алекс давно бы свихнулась от томительного ожидания.
А ведь он обязательно должен появиться здесь — так говорили все исторические хроники. В противном случае получалось, что она напрасно целый год водила за нос Джебаля и старалась приучиться к обычаям, диктовавшим правила поведения женщинам в исламском мире.
Алекс изнывала от тоски и нетерпения. Последнее время взвинченные нервы не давали ей толком выспаться. Так отчаянно она желала быть рядом с ним. Только и удавалось представлять себя в его объятиях — чтобы со слезами возвращаться в грубую реальность. Иногда она была готова сделать что-нибудь ужасное, лишь бы только не сидеть вот так, сложа руки.
Однако она ни на минуту не позволяла себе забыть о том, что Блэкуэлла казнят через год после появления в Триполи. Если только до той поры они не найдут способа сбежать отсюда.
С невероятным трудом Алекс заставила себя вернуться к делам насущным. Где, скажите на милость, застрял Мурад?!
Она нетерпеливо ходила взад-вперед вдоль стены. С той минуты, как в городе заметили три американских корабля, она не находила себе места. Что-то вот-вот произойдет. Она совершенно уверена. Что-то чрезвычайно важное. А вдруг один из этих трех кораблей — «Жемчужина»?!
Ведь то, что ее захватили в плен, вовсе не означает, что она не появлялась у триполитанских берегов раньше.
Услышав торопливые шаги на лестнице, Алекс быстро повернулась. За этот год она немного свыклась с необходимостью таскать все эти многослойные одеяния и не чувствовала себя так неловко, как раньше. Однако сейчас она нетерпеливо рванула подол цветастого платья, особенно ощутив тяжесть всех этих сорочек, жилеток и накидок, украшенных к тому же драгоценными камнями и вышивкой. При каждом движении на запястьях звякало с полдюжины браслетов. Огромные золотые серьги с бирюзой тоже ужасно мешали. Да еще этот тяжеленный плащ из золотой парчи. Осталось еще камень на шею — и в море. Все-таки в двадцатом веке одежда была (то есть будет) намного удобнее.
Лицо Алекс оставалось открытым. Ибо из всех этих гадких одеяний она больше всего ненавидела паранджу. А без нее нельзя было выходить за стены гарема.
Она прижалась к стене. Джебаль разъярится не на шутку, если узнает, что она шлялась по дворцу, выставив лицо на обозрение всему свету. Ну и наплевать. Всякому терпению есть конец. И к тому же Мурад знал этот дворец как свои пять пальцев. Здесь было полно тайных коридоров. Никто не видел, как она проскользнула во внешний двор. И Джебаль никогда не узнает, что Алекс появлялась вне гарема без паранджи.
— Алекс, они курсируют вдоль побережья с самого рассвета, — сообщил запыхавшийся Мурад. — Паша в ярости. И твой муж тоже.
Она отвернулась от амбразуры, из которой все еще были видны все три корабля. Судя по всему, самый ближний — это фрегат с тридцатипушечным вооружением. Ах, если бы она поподробнее ознакомилась с ходом военных действий до назначения на пост коммодора Пребла — а ведь это должно случиться лишь на будущий год!
— Что они собираются делать, Мурад?
— Что ты собираешься делать, Алекс?
Она облизала пересохшие губы. Мурад давно стал для нее не просто рабом. За этот год он стал ее другом, доверенным и верным союзником. Она прошептала:
— Если они собираются что-то предпринять, мы должны поспешить к Нильсену и постараться дать весточку американцам.
— Но ведь это измена, Алекс! — ужаснулся Мурад.
— Для меня — нет, — промолвила она.
— Но я не знаю, что они решили. Паша до сих пор совещается с Джебалем, Фаруком и раисом Джоваром.
Значит, он собрал военный совет. А как же иначе? Фарук был визирем, первым министром паши, а Джовар — адмиралом флота. И хотя Алекс не была лично знакома ни с тем, ни с другим, она частенько шпионила за мужчинами, скрываясь в специально приспособленных для подобного рода занятий каморках. Что лишний раз напоминало о том, каким адом является жизнь для женщины-мусульманки. Ей позволялось лишь наблюдать, но ни в коем случае не участвовать практически во всех земных делах.
— Пошли, — бросила Алекс и рванула вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139