Предполагалось, что женщины ее круга могли заниматься только очень изысканными делами, достойными леди, — аранжировкой цветов, акварельной живописью, музицированием. Когда Николь было восемь лет, ее пытались обучить этим искусствам. Но уже тогда эти занятия приводили ее в бешенство. Она никак не могла смириться с тем, что ей надо сидеть и рисовать розы в то время, когда ее братья Чед и Эд вместе с отцом верхом на лошадях объезжают Драгмор, заезжают на фермы и на скотный двор. Конечно, ее заставляли заниматься благородными женскими делами, но она делала это с большой неохотой и буквально преследовала отца и братьев просьбами взять ее с собой — вольность, неслыханная для хорошо воспитанных девушек! Все свое детство и отрочество она сожалела, что не родилась мальчишкой. Если она не мчалась куда-нибудь с братьями верхом, то сидела дома и читала. Читала все — от сентиментальных стихов Байрона до трактата Джона Стюарта Миллза «О правах женщин». Родители не задумывались о ее мальчишеских наклонностях до тех пор, пока она не стала девушкой. Тогда они стали стараться не замечать ее поведения, нарушавшего принятые в светском обществе условности.
У нее было всего три дня для того, чтобы придумать себе какой-нибудь необыкновенный костюм для маскарада. Решила она эту проблему, обшарив огромный чердак в доме. Мать ее, Джейн Баркли, когда-то была очень популярной актрисой. Но после замужества бросила любительскую сцену и посвятила себя детям, мужу, имению Драгмор. До сих пор на чердаке стоял сундук с великолепными театральными костюмами.
Николь выбрала наряд цыганки. Она сама видела, что в этом ярком костюме, да с ее смуглой кожей, она выглядит настоящей цыганкой. Костюм был довольно смелым: блузка вызывающим образом сползала с плеч, юбка была лишь до колен. Когда Стаси Вортингтон и ее подружки увидят смуглокожую цыганку, они будут шокированы. Николь нисколько не сомневалась в том, что устроители бала не ждут ее. А родители, узнав, что она сделала, наверняка испытают нервное потрясение.
Николь ехала в просторной черной карете Драгморов, запряженной шестью серыми лошадьми. Четыре ливрейных лакея сопровождали ее. Она улыбалась оттого, что на ней был экстравагантный костюм, и оттого, что она уже сто лет не была на костюмированном бале. Ее охватило волнение. Круглый подъезд к дому, выполненный в григорианском стиле, был уже заполнен каретами и экипажами. Неожиданно какая-то карета в два раза больше ее собственной развернулась и стала перед ними. В лунном свете ее черные полированные борта блестели, а на двух дверцах висели огромные фонари, освещавшие дорогу. Герб представлял собой красно-черно-золотой щит, на фоне которого были изображены два льва, красный и золотой. Львы поддерживали серебряную ленту, на которой Николь с трудом разглядела надпись: «Прежде всего — честь». Столь претенциозный герб не мог быть ни у кого, кроме герцога Клейборо. Четыре вороных коня с золотым плюмажем на уздечках везли карету. Четыре лакея в прекрасных красно-черно-золотых ливреях стояли на подножках. Дюжина всадников с двух сторон кареты сопровождали герцога — все восседали на одинаковых гнедых лошадях, все в трехцветной форме герцога. Такой выезд был достоин и самого короля. Обе кареты стали на одной дорожке — карета Николь позади экипажа герцога. Николь удалось мельком увидеть почетного гостя. Это был степенный человек, одетый в черный фрак. Черный плащ с красной подкладкой ниспадал с его плеч. Герцогини с ним не было.
Николь помогли выйти из кареты, и она по ступенькам поспешила в ярко освещенный дом. Парадная дверь была открыта. Дворецкий принял ее плащ и даже бровью не повел, увидев ее наряд. До дверей бального зала ее сопровождал лакей. Сердце Николь замерло. Когда мажордом спросил ее имя, она механически ответила.
Ей мгновенно припомнились многие званые вечера, на которых она раньше часто бывала и где было совершено столько ошибок. Вся ее дерзость куда-то исчезла, и она ощутила страх.
— Хэдриан Брекстон-Лоувел, девятый герцог Клейборо! — объявил мажордом. За именем последовала длинная цепь его титулов.
Он оказался значительно выше, чем она предполагала, вероятно, на полфута выше ее. На широкие, мощные плечи опускались длинные темно-каштановые, частично выгоревшие волосы. Пожалуй, слишком длинные.
Герцог ждал терпеливо и безразлично. Едва мажордом закончил, он прошел в бальный зал. Николь сделала несколько шагов вперед и успела увидеть, как прекрасно одетая женщина, видимо хозяйка дома, приветствовала герцога.
— Леди Николь Брегг Шелтон, — произнес мажордом.
Николь не слышала его. Сердце билось где-то у горла. Всем существом своим она ощутила и голые ноги, и босые ступни. Все глаза устремились на нее. Стало тихо. Николь молила Бога, чтобы все это внимание адресовалось герцогу, а не ей. Но он обернулся и тоже пристально посмотрел на нее.
Высоко подняв голову, босиком, как настоящая цыганка, она грациозно спускалась по лестнице — колышущаяся юбка, монисто на шее, распущенные до пояса волосы. Послышался шепот. Не надо было ей сюда приходить. Никто ничего не забыл, а костюм ее слишком смел даже для маскарада.
К своему несчастью, она увидела Стаси Вортингтон. Та стояла впереди всех, одетая в белое платье в стиле Регентства. Прекрасный пристойный костюм. Стаси не упала в обморок от наряда Николь. Она усмехалась. Николь постаралась забыть о ней, тем более что герцог продолжал рассматривать Николь. Кое-как она справилась с собой и пошла навстречу хозяйке.
— Леди Шелтон, — промямлила она, делая реверанс.
Виконтесса смотрела на нее из-под полуопущенных ресниц, но Николь чувствовала на себе только обжигающий взгляд герцога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17