— Тебе следовало написать. По крайней мере когда родился наш сын.— Я хотела. И не только написать, — вздохнула княгиня, — но обстоятельства не позволили. У меня нет личной жизни, Хью. Ты должен это понять.— Как и у меня. С тех пор как ты исчезла, я тосковал по тебе, — прошептал маркиз. Он стоял неподвижно: высокий, смуглый, греховно-красивый, совсем такой, каким она его помнила. А его слова… мечта, воплощенная в жизнь…— А я не смела тосковать по тебе. Мне не позволяли, — слегка улыбнулась она, начиная надеяться, что Господь, может, все-таки ответил на ее молитвы.— Григорий…Ее улыбка стала чуть шире.— Он не дает угаснуть моему чувству долга.— А я в это время был вдали от сына и не видел его первых шагов.— Прости меня за это. Но моя жизнь должна быть принесена в жертву этому…Мариана показала на широкие окна, за которыми раскинулся город.— Кроме того, я думала, что ты довольно скоро утешишься и найдешь себе другие развлечения.— А ты? — внезапно взорвался он. — Ты сумела найти себе другие развлечения?— Если хочешь знать, я жила строже монашки, но считала, что ты, как всегда, ищешь свои обычные удовольствия… привычка — вторая натура…При мысли о его бесчисленных похождениях уже привычная ревность опалила душу.— Интересно, сколько детей у тебя появилось за последний год? — вызывающе добавила она.Слово «монашка» проникло в сознание, мгновенно уничтожив досаду и горечь.— Что ты скажешь, если я останусь?— Сначала ответь мне!— Ни одного. Ни одного ребенка, — подчеркнул маркиз, сознавая, что она имеет право подозревать его во всех грехах. — С тех пор как ты сбежала, я не спал с женщиной.— А до меня доходили совсем иные слухи.— Видимо, Григорий нагло лжет, — с вкрадчивой злобой заверил маркиз.— Это не Григорий.— Значит, другой советчик, который теперь вертит тобой и вмешивается в твою жизнь!— Я сама решила вернуться. И мной никто не управляет.— В таком случае ты — хозяйка своей судьбы, — деловито отметил маркиз. — Ты меня любишь? — Он тут же понял, что не стоило спрашивать об этом таким ледяным тоном, и, немного смягчившись, умоляюще повторил: — Ты меня любишь?Мариана зачарованно смотрела в прекрасные темные глаза, прежде чем тяжесть долга и ответственности вновь легла на плечи свинцовым грузом. Она поспешно отвернулась.— Я не спрашиваю, позволено ли тебе меня любить, — мягко пояснил он. — Только любишь ли ты?Она снова подняла на него взгляд, в котором сияли тепло и нежность.— Ты знаешь ответ.— Годы и беды сбили с меня спесь, — с улыбкой сожаления признался маркиз. — Я хочу слышать…— Я люблю тебя, — прошептала она, вдруг показавшись ему совсем юной и беззащитной. — Люблю тебя сейчас, любила вчера и буду любить через тысячу лет. Всегда и навеки.— Три года — бесконечно долгий срок для разлуки с тобой, — тихо обронил он, потягивая ей руку. — Временами я почти терял рассудок.Видя, что она все еще колеблется, Хью двумя широкими шагами перекрыл расстояние между ними и сжал ее в объятиях, словно ни этих лет, ни политических интриг, ни бесчисленных стран попросту не существовало. Словно они опять оказались в Вудхилле и солнце с небес сияло только для двоих.— Я отчаянно люблю тебя! Так, как только мужчина способен любить женщину, и готов разделить с тобой все невзгоды и радости, — бормотал он, прижимая ее к себе.— Жить здесь — все равно что на вулкане. Это опасные места, — предупредила она.— Значит, моему сыну не помешает лишний опекун и защитник.— Так ты решил остаться? — ахнула она.— Ради тебя я готов на все. Тебе следовало бы спросить меня об этом три года назад.— Я боялась. Прости меня… за все… то есть почти за все.Невероятно счастливая улыбка озарила ее прекрасное лицо.— Сава похож на тебя как две капли воды… даже если бы ты захотел, не смог бы отрицать свое отцовство. И он всегда старается настоять на своем, совсем как ты. Хочешь его увидеть?— Даже Григорий со всем своим воинством не смог бы меня удержать, — усмехнулся маркиз. — Странная штука — любовь.— И временами бывает хуже всякой пытки.— Была. Отныне все изменилось! — жизнерадостно объявил он, подхватывая ее на руки. — И теперь счастливее нас нет никого на свете.
Едва завидев отца, Сава заулыбался, протянул ему пухлые ручонки и повторил слово «папа», которому научила его мать.Не стыдясь заблестевших слезами глаз, Хью повернулся к княгине и, прошептав «спасибо», прижал к себе малыша. Тот доверчиво прильнул к его груди. Хью принялся тихо рассказывать ему о своем путешествии, о поездах и кораблях, и не прошло и получаса, как отец с сыном были полностью поглощены механизмом забавной игрушки — заводного автомобиля. Сосредоточенные лица были настолько одинаковыми, что княгиня не сводила с них потрясенного взгляда. Неужели кровь рода Кру действительно так чиста?Две темноволосые взъерошенные головы склонились над машиной. Две пары черных глаз рассматривали каждую деталь, и когда игрушка с шумом промчалась по полу, оба самозабвенно расхохотались В этот день Хью Долсени и князь Сава стали друзьями навеки, и маркиз Кру согласился на роль законного опекуна ребенка: наставлял, заботился и безмерно любил.Когда князю исполнилось пять, Мариана и Хью обвенчались. От этого счастливого союза родилось еще трое детей. Семейство продолжало жить в горном княжестве, вдали от потрясений, происходивших в соседних странах, и только когда Версальский договор вновь перекроил карту Европы, последние балканские карликовые государства исчезли с лица земли. Тогда маркиз, унаследовавший от отца титул герцога, увез семью домой, в Англию, в одно из родовых поместий. Герцог и герцогиня Тимерли вместе со своими детьми вели спокойное, уединенное существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24