– Длилось? – В ней нарастало предчувствие оргазма, и она никак не могла понять слово «длилось», вполне разумное в других обстоятельствах. – Пожалуйста… не говори этого, – задохнулась она, неистово ерзая на его пальцах.
– Ну, может, в следующий раз, – пробормотал он, вынул пальцы, перевернулся и устроился у нее между ног, не чувствуя боли благодаря нарастающему вожделению.
– Ты не против, правда ведь? – проронила она, раздвинула ноги пошире, прогнулась дугой бедрами вверх и принялась лихорадочно тереться влажной плотью о его восставший член.
Не склонный отвечать, умирая от наслаждения, он прижал ее бедра, быстро пристроился к зовущему жару и вошел в нее, в ее сладостное убежище.
Уцепившись за его плечи, она заставила его войти глубже, поглотив своей шелковистой пульсирующей плотью, со страстью, от которой закипает кровь, о которой он мечтал в мучительные месяцы выздоровления.
– Ну как, ты чувствуешь, что ты живой? – задыхаясь, вопрошала она, охваченная радостью жизни.
Тихое урчание, вырвавшееся из его горла, было продолжением его ответа, выражая переполнявшие его чувства. Он поддал бедрами, проникая в нее все глубже, крепко обхватил ее, ритмично и умело работая тазом, автоматически настраиваясь в такт ее ответу. Она, как всегда, мчалась на всех парах к оргазму, хотя у них обоих были причины для безудержной страсти после столь долгой разлуки и воздержания… и он спешил сравняться с ней, утолить ее желание. Секунду спустя они одновременно взорвались в бурном экстазе, его необузданность на мгновение затмила все, окружающий мир перестал существовать, торжествующая сущность жизни властно утвердилась во всем своем великолепии.
Счастье и блаженство переполняли их.
Татьяна первая перевела дух.
– Прости меня. Ты ведь хотел, чтобы это было долго, – заметила она с грустью.
Его грудь тяжело вздымалась, он пожал плечами и наклонился, чтобы поцеловать ее в кончик носа.
– Это… не важно, – прохрипел он.
– Потому что у нас еще целая ночь.
– По меньшей мере.
– Или тысяча ночей, – воскликнула она с восторгом.
Он сделал глубокий вдох.
– Или десять тысяч ночей.
Она притянула его голову и радостно поцеловала его.
– Разве это не здорово?
Он кивнул, а в голову ему вдруг пришла мысль о том, что многие из его людей оказались не столь везучими. На его лице появилось серьезное выражение.
– Я не сделала тебе больно?
– За тридцать секунд? – Он стряхнул с себя грусть. – Вовсе нет.
Удача и судьба – таков удел солдата. И оба знали это.
– Я постараюсь быть лучше.
– Ты и так великолепна во всех отношениях. Лучше и быть невозможно.
– Правда? – У нее был слишком небольшой опыт в любовных делах, она еще многого не знала.
– Правда.
– Как ты мил.
– Я рад, что ты так думаешь.
– Ты не устал?
Он увидел ее выжидающий взгляд и дал требуемый ответ.
– В общем-то нет.
– Как хорошо, значит, я имею в виду… ты ведь не сказал… Ну, в следующий раз, – выговорила она с трудом, покраснев самым восхитительным образом.
– Скажи прямо, чего тебе хочется.
Она еще больше зарделась.
– Ну, я не знаю. Не спрашивай меня.
– Тебе надо научиться говорить мне, чего тебе хочется. Так тебе больше понравится.
– Мне и так уже все нравится.
Он рассмеялся:
– Тебе всегда нравится. Тогда я начну первым. Почему бы тебе не снять это платье?
– И это все? – Она бросила на него кокетливый, дразнящий взгляд.
Он покачал головой.
– Снимай с себя все.
– Тогда и ты должен раздеться тоже. Ты ведь не снял рубашку. Ничего, я не испугаюсь, – добавила она, бросив на него проницательный взгляд.
Скатившись с нее, он не сразу ответил. Он сел, откинувшись на изголовье постели.
– Это не так страшно, как выглядит, – произнес он нарочито безразличным голосом.
– Я понимаю.
– Раны заживают медленно.
– Дорогой, я же не дитя. Он чуть поморщился.
– С этим можно подождать, верно ведь?
– Я не испугаюсь вида ран, – заметила она мягко, повернувшись на бок, чтобы лучше видеть его.
– Не говори потом, что я не предупреждал тебя, – пробормотал он, слегка наклонился вперед и взялся за рубашку на спине.
– Ради Бога, Ставр. Ты что, считаешь меня слабонервной дамочкой?
Он все еще колебался.
– Ставр!
Он сдернул рубашку через голову. Ее едва слышный возглас был не так заметен, как ужас, отразившийся на ее лице.
– Я же говорил тебе, – сказал он спокойно и принялся натягивать рубашку обратно.
– Нет, не надо. – Она поднялась и удержала его руку. – Все в порядке. Ты жив, и это единственное, что имеет значение, – добавила она ласково, проведя пальцем по краям шрама на его руке. Ужасный воспаленный шрам был ярко– красного цвета, удар меча оставил глубокий рваный след. Опустившись на колени, она улыбнулась ему. – Теперь, когда ты дома, ты быстро выздоровеешь. – Она старалась не смотреть на множество пересекающихся шрамов на верхней части тела, следы ударов меча и кинжала, один, самый опасный для жизни, где меч пронзил его тело, находился прямо под сердцем. Он еще не зарубцевался до конца, и она подозревала, что самый жуткий шрам на спине – это тот, где меч вышел. – Сейчас я смажу твои раны бальзамом, и попробуй только отказаться, – добавила она, погрозив ему пальцем. Ольгина бабушка славится своими целебными мазями. И не шевелись, я сейчас вернусь.
Ставр вовсе не был уверен, что он сможет пошевельнуться, даже если бы захотел. Любовная эйфория прошла, все его ощущения сконцентрировались на сильнейших болях, и он изо всех сил старался не потерять сознание.
– Ну вот, хороший мальчик, – бормотала Татьяна, увидев, что он устроился на подушках. – Ты тихо лежи, а я смажу твои раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35