Его гнев был бесстрастным, но грубым и… беспощадным.
Внешне Брент почти не изменился. На нем также ловко сидел серый морской мундир с золотыми нашивками, но усы и борода нуждались в стрижке. Резкие черты лица заострились. Губы были плотно сжаты, и Кендалл с внезапной грустью подумала о том, что гораздо чаще видела Брента в гневе, чем в хорошем настроении.
«Нет! — кричало ее исстрадавшееся сердце, — нет, он любит ее, она же точно знает, что любит!» Она вспомнила, что когда они были вместе последний раз, им было хорошо, хотя вокруг все так же бушевала война.
Он молчал, просто смотрел на нее, и, как всегда, в его молчании крылась неистовая скрытая сила, таился взрыв. Даже когда Брент стоял неподвижно, было ясно, что от него исходит непоколебимая сила. Вся его фигура дышала несокрушимой страстью.
Кендалл была не в силах пошевелиться. Все, на что она была способна, — это стоять, глядя на Брента, и с грустью думать, что она совсем по-другому представляла себе их встречу.
Брент, наконец, пошевелился. Кендалл нервно схватилась пальцами за высокий ворот ночной рубашки — она, наконец, обрела способность соображать. Эйми кричала, что «Гордость повстанца» исчезла, а теперь появился Брент Макклейн, который ведет себя, как король, который сейчас пошлет свою нерадивую подданную на плаху.
Усилием воли Кендалл стряхнула липкий страх, охвативший ее, и, прищурив глаза, посмотрела на Брента. Восторженных объятий не будет, нежности тоже, и пусть он будет проклят, если сможет заставить ее обороняться от его несправедливого нападения.
— Что ты сделал с моим судном? — резко спросила она.
Искра попала в бочку с порохом, воспламенив весь тот гнев и страх, который Брент прятал под маской спокойствия всю дорогу от Ричмонда.
Может быть, если бы он не был в битве у Шарпсберга и не видел потоки крови, затопившие Антиетам-Крик… Если бы он не видел ужасную рану своего брата… Если бы ему не пришлось оставить Стерлинга врачу янки… Если бы его отец не пропал без вести… Если бы…
Если бы этого не было, то, возможно, Брент смог бы вести себя по-другому. Может быть, тогда он обнял бы свою любимую и нежно сказал ей, что он потерял всех своих близких, утратил все, что ему было дорого, и не хочет потерять еще и ее, Кендалл. Но это было…
Брента трясло, когда он пересек комнату; самообладание изменило ему, когда он посмотрел на копну непокорных волос и услышал заданный холодным тоном вопрос. Он знал, что причиняет Кендалл боль, когда схватил ее за руку, но не мог ослабить железную хватку. Брент изо всех сил встряхнул Кендалл, увидев сопротивление в ее синих глазах. Надо во что бы то ни стало вышибить из нее гордыню. Это надо сделать сейчас, пока то же самое не попытался сделать кто-нибудь другой, когда его, Брента, не будет рядом, чтобы защитить это неразумное создание.
— Ты безмозглая маленькая ведьма, — прошипел он сквозь зубы. — Если ты хочешь, чтобы тебя убили, не впутывай в это дело стариков, индейских женщин и детей, которых убьют вместе с тобой!
Как больно он ее схватил! Первым побуждением Кендалл было освободиться и бежать. Свободной рукой она вцепилась в его руку, державшую ее, как в железных клещах.
— Прекрати, Брент! Оставь меня!
Он оставил ее, с такой силой отшвырнув от себя, что Кендалл с размаху упала на кровать. Пока она пыталась встать, он отошел к двери, сорвал с головы шляпу и запустил в волосы пальцы. Кендалл оставила попытку встать. Она натянула ночную рубашку на колени и оперлась на резную спинку кровати.
Когда он обернулся, она была готова вскочить, чтобы бежать… или драться.
— Ты когда-нибудь, — с жаром спросил он, — научишься думать о том, что творишь?
Кендалл вдруг почувствовала, что внутри у нее все закипело, давали себя знать ожидание, страдания. Борьба… мечты. Он был ее миром. Он и та смутная, неосязаемая фантазия, которая исчезала днем, — Юг.
Без них, Брента и Юга, не было для нее никакого будущего, только серый пепел выжженного дотла существования.
Она вынуждена сражаться с янки. Пусть Трейвис превосходный человек — Кендалл знала и многих других достойных мужчин в синей форме, — ей все равно надо сражаться. Она никогда не сможет простить того, что с ней сделали. Следы ремня на ее спине почти исчезли, но рубцы, оставленные Муром на ее сердце, останутся в памяти и сердце навсегда. Никогда, пока она жива, не забудет Кендалл и крик Аполки… и своей беспомощности, когда вокруг убивали детей.
— Я прекрасно знаю, что делаю, капитан Макклейн! — медленно произнесла она, кипя спокойным гневом. — И я еще раз спрашиваю вас, где мое судно?
Он ответил ей сухой мрачной усмешкой и, скрестив руки на груди, небрежно оперся плечом на дверь.
— Так ты признаешь, что это твое судно? — Кендалл помолчала.
— Я им не командую, если ты это имеешь в виду. Но оно мое. Это я нашла и спасла его.
— Ты выходишь на нем в море?
— Не всегда. Только в ближние походы, когда противник вторгается в наши воды, Гарри и Рыжая Лисица, бывает, уходят дальше. Официально капитаном считается Гарри. Слушай, поди к черту, Брент! Ты ведешь себя так, будто я сражаюсь на стороне янки.
— Ясно, — не повышая голоса, перебил ее Брент, — ты делаешь, это только для военной пользы.
— Конечно, идиот, а ты как думал?
Он удивленно вскинул бровь, однако не стал злиться по поводу словечка, которым наградила, его Кендалл, хотя на щеках его заиграли желваки.
— Значит, — произнес он, делая шаг к ней, — ты не станешь возражать, если судно будет передано флоту Конфедерации?
Краска схлынула с лица Кендалл, когда она поняла, что он сделал. И тут же ее охватила жгучая, испепеляющая ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139