— Какой он, Элиза?
— Кто? — удивилась та.
— Джалахар. Ну, не прикидывайся, Элиза, ведь ты женщина, а не сухая ветка! Наверняка он возбуждает тебя, такой стройный и сильный! У него удивительное лицо, а смотрит он так, словно раздевает женщину и проникает взглядом ей в душу. Только слепая не заметит, что он сведущ в ласках… в любви… Он способен оценить красоту…
Элиза уставилась на подругу и соперницу с явным изумлением, а затем поняла ее. Джалахар казался ей привлекательным, и только любовь к Брайану помогала устоять против чар пустынного властителя.
— Я мало что могу рассказать тебе. Ты уже все знаешь, — ответила Элиза. — Он никогда не прикасался ко мне.
— Никогда? — недоверчиво переспросила Гвинет.
— Он пообещал мне, что оставит меня в покое до тех пор, пока не родится ребенок Брайана. — Элиза печально взглянула на Гвинет. — Брайан никогда не поверит этому, правда?
Гвинет пожала плечами, сделав гримасу.
— Может, и поверит. Он захочет поверить. — Она улыбнулась. — А теперь поднимайся.
Элиза прикрыла глаза.
— Зачем?
— Затем, что для тебя и для ребенка вредно, если ты будешь валяться целыми днями. Так роды будут гораздо труднее.
— Какая разница? — вяло спросила Элиза.
— Вставай! — настаивала Гвинет.
Элиза обнаружила, что ей проще сдаться, чем протестовать.
Утром, в последний апрельский день 1192 года по юлианскому календарю, Элиза проснулась от боли в спине — такой боли она еще никогда не испытывала. Она задохнулась, сжала в кулаках шелковые простыни, но сдержала крик. Рассвет только что наступил. Она поднялась и вздрогнула от боли, попытавшись налить себе воды. Внезапно Элиза ощутила, что сама словно погружается в воду; затем боль вновь появилась, и на этот раз гораздо сильнее.
Растрепанная и заспанная Гвинет бросилась к ней.
— Началось! — воскликнула она. — Стой спокойно! Я одену тебя и пошлю за Азфатом.
Дрожа от боли, Элиза послушалась ее. В глубине души она никогда не верила, что ей придется рожать здесь, во дворце. В мечтах она чудесным образом оказывалась на свободе и Брайан был с ней рядом. Но мечты не совпали с явью: ребенок просился в мир. Джалахар заставит ее принять решение: либо оставить ребенка у себя, либо отослать его Брайану…
К счастью, физическая боль избавила ее на время от душевных мук. Природа ставила перед ней единственную цель — помочь ребенку появиться на свет.
Гвинет сняла с нее мокрую рубашку и надела сухую. Стиснув зубы, Элиза добрела до постели. Она смутно слышала, как Гвинет стучит в дверь, услышала шепот и прикрыла глаза.
Когда она пришла в себя, Азфат стоял рядом, сдержанный и спокойный, как всегда.
— Еще не скоро, — произнес он. — Хотя воды отошли уже давно. — Он приподнял голову Элизы, подавая ей какое-то питье и уверяя, что оно не причинит вреда ни ей, ни ребенку, а просто сдержит боль.
Резь прошла, но боль осталась. Время тянулось бесконечно медленно.
Азфат ушел. С Элизой остались Сатима и Гвинет, они прикладывали к ее лбу холодную ткань, убеждали дышать поглубже. Элиза услышала, как Гвинет перешептывается с Сатимой на ломаном французском.
— Почему ушел Азфат?
— Его вызвал Джалахар. — Сатима пожала плечами с обычной для мусульман покорностью судьбе. — Когда рождались его собственные сыновья, Джалахар уезжал из дворца. А сегодня, несмотря на то что ему предстоит бой, он желает знать, почему роды продолжаются так долго и почему она так страшно кричит.
Внизу, у фонтана во внутреннем дворе, Джалахар вышагивал по цветным плиткам и кричал на невозмутимого лекаря:
— Ты же лекарь, величайший из лекарей, египетский ученый! Почему же ты ничего не можешь сделать? Если она умрет, с ней умрешь и ты! Я велю бросить тебя живьем в кипящее масло!
Азфат вздохнул — казалось, угроза его вовсе не испугала.
— Она не умрет, Джалахар. Она страдает не больше, чем положено женщине. Я ничего не могу поделать, потому что жизнь идет своим чередом. Она кричит, потому что ей больно. Ни ты, ни даже великий Саладин не в силах приказать ребенку появиться на свет раньше, чем положено, даже если для этого ты велишь сварить меня живьем!
Джалахар метнул на лекаря гневный взгляд. Азфат подавил усмешку и еле заметно покачал головой. Должно быть, и рыцарь-христианин, и эмир — блистательные воины — спятили из-за этой белокурой женщины.
Азфат задумался. Так устроен мир: сам он был слишком стар и опытен, чтобы поддаться чарам прекрасного лица, но даже его завораживали лазурные глаза пленницы. Она не виновата в этом. Она уже стала легендой среди мусульман и христиан: красавица, которая согласилась выкупить жизнь своего мужа ценой собственной жизни, когда ее муж истекал кровью.
Азфат задумался о будущем. Он видел, что рыцарь-христианин остался в живых только благодаря собственной воле, видел, как он вновь набрал прежнюю силу.
Азфат знал Джалахара, и если эти двое мужчин решат сразиться…
Азфат поклонился.
— Если ты позволишь, Джалахар, я вернусь к женщине и попытаюсь сделать все, что смогу.
— Ступай! — рявкнул Джалахар. Азфат скрыл усмешку и отправился к Элизе.
Несмотря на то, что Элиза считала себя умирающей и не протестовала бы, если бы кто-нибудь решился облегчить ее муки ударом меча, роды были сравнительно легкими. Ребенок появился на свет незадолго до наступления сумерек.
Услышав его первый крик, Элиза настолько изумилась, что с радостью бы вынесла вновь всю пытку.
— Все кончено, тебе остается только натужиться в последний раз, — сказал Азфат.
— Но ребенок…
— Делай, что я говорю, — прервал Азфат. Перерезав пуповину, он вытащил послед.
Элиза видела, как Гвинет обмывает и пеленает новорожденного, и попыталась сесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157