Она споткнулась о край помоста и закричала, когда почувствовала руки Тристана на своей коже, его шершавые ладони и сильные пальцы. Он поднял ее и в призрачном лунном свете их глаза встретились. У Женевьевы навернулись слезы:– Ты зверь, ты животное самой гнусной породы! – выкрикнула она. – Я никогда не встречалась со столь отвратительно жестоким человеком!Тристан вдруг замер на мгновение, Женевьева чувствовала, как в нем горячей волной поднимается напряжение.– Жестокий, леди? – огрызнулся он, – вы ничего не знаете о настоящей жестокости! Жестокость – это нож в животе, кровавая полоса поперек горла, убийство еще неродившегося ребенка!Он пошел к кровати неровными шагами. Взявшись за занавеси, он сорвал их. Уцепившись за Тристана, Женевьева внезапно испытала страх совершенно иного рода и… неожиданно угрызения совести. «Что же такое она ему сказала? Почему на его лице вдруг отразилась такая неприкрытая угроза, такая неумолимость и такое страдание?», – подумала она. Женевьева сильно задрожала, вдруг сообразив, что на нем не было совершенно никакой одежды, как впрочем, и на ней, что руки его прикасались к ее нагому телу, оставляя горящие отметины, что его тело было как камень и там, где касалось ее, в ней загоралось с неистовой силой какое-то новое чувство.Изумленная и напуганная происшедшей в ней переменой, Женевьева больше не сопротивлялась. Тристан бросил ее на постель и, вот он уже рядом с ней, на ней, она ощущала его мужской орган, упершийся в ее бедра и это заставило что-то оборваться где-то глубоко внутри ее, ибо она кожей ощущала его сильную пульсацию. Тристан состоял из одних мускулов, твердых и напряженных. Таких же твердых, как и обещание адского огня, горевшего в его глазах. Никакой слабости, никакой поблажки, теперь его ненависть к ней стала неприкрытой и ничем не сдерживаемой. Женевьева была слишком ошеломлена его ярко выраженным мужским началом, чтобы даже пошевелиться, оно опрокинуло, захватило, переполнило ее. Он вознес свое тело над ней, и она вскрикнула, наконец, увидев, насколько плотно стиснуты его зубы, насколько ярко пылает огонь в его глазах. Она сдавалась, она струсила и была готова просить пощады.– Пожалуйста, – хрипло зашептала Женевьева, – пожалуйста!Он втиснул колено между ее ног, она чувствовала его внутренней стороной бедер, он приближался к тайнику ее невинности. Слезы покатились из ее глаз, она ненавидела себя, но не могла удержаться от мольбы:– Я боролась, как никогда. Я никогда не хотела по-настоящему убивать, пожалуйста! Неужели ты не понимаешь этого! Я была в отчаянии… Ты сильнее, ты и сейчас сильнее! Я же могла использовать только то оружие, которое имела. Я… Пожалуйста… – ее голос сник до шепота, когда она посмотрела на него с открытой мольбой в подернутых прозрачной поволокой глазах, которая смягчила цвет ее глаз до розовато-лилового. Слова застряли в ее горле. Он и не думал оставить ее в покое, он все также лежал на ней, но его ресницы медленно опустились, а линия рта стала немного мягче.– Пожалуйста? О чем вы? – спросил он хрипло, – неужели вы все еще надеетесь, что ваши люди прячутся в этой спальне и готовы прийти к вам на помощь? Уверяю вас, что это не так. Во всяком случае, сегодня, миледи, вы исполните свое обещание. Так скажите мне честно, если вы способны быть честной, о чем же вы просите?Женевьева прикрыла глаза, и с ее губ слетел еле слышный шепот, она дрожала всем телом:– Пожалуйста, не причиняйте мне боли…– В таком случае вспомните о своем обещании, Женевьева. В ту ночь вы обещали мне быть чувственной и страстной, как невеста. И я прошу вас не пытаться больше сделать больно мне. Ведь я перенес не только удар кочерги вашей рукой, которой вы прекрасно владеете, но и испытал всю ярость ваших кулачков, зубов, ногтей и колена.Женевьева боялась открыть глаза, боялась поверить тому, что в его голосе послышались шутливые нотки. Но она ощущала его всем своим естеством, всем телом, всей кожей. Она пронзительно остро чувствовала этого мужчину, понимала его, ощущала его покрытые волосами ноги, его грудь, его стройные бедра, жилистые, с тугими мускулами, его пульсирующий мужской орган. Он оставался на ней, почти неподвижный долго, очень долго.Внезапно тяжесть его тела стала меньше, он улегся рядом с ней, а Женевьева все еще не могла открыть глаза. Он снова прикоснулся к ней, но это его прикосновение было настолько легким, что она едва не выгнулась дугой, чтобы сильнее ощутить его. Его ладонь скользнула по ней, по ее животу, ниже, по бедрам и ягодицам легкими поглаживающими движениями, и вот его ладонь коснулась ее груди, он нежно обхватил ее пальцами, легонько поводя ими вокруг соска. Женевьева издала негромкий звук, последнюю попытку протеста, и в ответ Тристан зашептал что-то, чего она совсем не разобрала, но звук его голоса успокоил ее, и она осталась лежать неподвижно, дрожа под его прикосновениями.– Успокойся… Расслабься…Казалось, что длится это целую вечность, она лежит на кровати напряженная, дрожащая от его прикосновений и шепота. Она не сопротивлялась, она сдалась, она была просто не в состоянии больше сопротивляться. Все, что ей оставалось – это закрыть лишь глаза и отдаться его рукам.Он был нежен и терпелив, и когда девушка задрожала, Тристан успокоил ее легкими прикосновениями. Она не выражала своего согласия… но страх медленно оставлял ее. Прикосновения его рук были успокаивающими и вовсе не болезненными. Как будто они играли на где-то глубоко спрятанном инструменте внутри ее тела, который не мог оставаться безответным…Он колдовал при бледном свете луны, сочившимся через узкие окна… Терпение Тристана было бесконечным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154