Вот и наш клан таков. Он широко распространился в Шотландии. Когда короновали Брюса, война для нас – для многих из нас – вспыхнула с новой силой. Мы готовы умереть за него и там, где англичане не в силах разорять наши дома, грабить нашу собственность и убивать наших людей, объединиться в единую нацию. Я настоящий бродяга, вот так-то, мадам. Есть такое место, которым я по праву владею. Сейчас оно в запустении. Однако я надеюсь, что когда-нибудь оно снова станет моим домом.Джейми говорил так тихо, что Игрейния все ниже и ниже склоняла к нему голову и вдруг почувствовала кого-то за спиной. Она резко обернулась – это был Эрик.– Мы здесь поспорили, – произнес Джейми, – на каком блюде мясо нежнее. Я утверждаю, что могу свалить нежнейшего кролика, а Аллан охотится на таких старых животных, которые и ноги-то по лесу едва таскают.– Прикажете судить ваш спор? – улыбнулся вождь. – Нет, брат, я не решаюсь.За столом рассмеялись. Ужин продолжался своим чередом, но Игрейния больше не смотрела на Эрика, она уставилась в свою тарелку, хотя не чувствовала вкуса еды. Ее тревожило, что она так остро ощущала физическое присутствие мужа рядом с собой. Нервировало, что никак не удавалось забыть его прикосновений. И хотелось новых.Но вот он заговорил с ней.– Твое письмо, Игрейния, образец превосходной дипломатии. Тебе бы писать послания королям. Может быть, тогда удалось бы избежать многих кровопролитий.– Все ясно. Ты его уже прочитал.– Ты же знала, что так будет.– Но я не верю, что мое письмо способно хоть что-то изменить.– Посмотрим.Игрейния чувствовала, что вождь смотрит на нее, но по-прежнему отводила глаза.– Что это ты вдруг так притихла? – спросил он.– Сказать нечего.– Не поверю, мадам, у вас всегда найдется что сказать. Вот и когда я вошел, вы что-то весьма увлеченно обсуждали с Джейми.– Он умный человек. С ним интересно поговорить.– Согласен.Кто-то в конце стола затренькал на лютне. Зазвучала тоскливая мелодия, и Игрейнии внезапно захотелось уйти. Но стоило ей подняться, как ее остановила тяжелая рука.– Так рано уходишь? – спросил Эрик.– Да, если можно.– А если я скажу, что нельзя?– Тогда мне придется остаться.– Я бы многое отдал, чтобы проникнуть в твои мысли.Игрейния повернулась к нему, недоумевая, почему ей вдруг так сильно захотелось уйти.– Ты способен ко многому меня принудить. Но я тебе уже говорила: мои мысли и чувства принадлежат только мне, и тебе не удастся в них влезть. И хотя… – Она запнулась, но тут же продолжила: – Хотя я со многим смирилась, включая тебя, это еще не значит, что мне это нравится.– Интересно, почему ты меня так ненавидишь? – Тон Эрика безошибочно говорил, что этот предмет ему совершенно безразличен.– Почему? Мне странно, что ты способен ко мне прикасаться и успешно перебарываешь желание отшвырнуть меня в сторону, как надоевшую вещь.– Ты ошибаешься, – хмыкнул он. – Я не испытываю к тебе антипатии.Его замечание показалось Игрейнии обиднее откровенного признания в ненависти. Потому что ненависть – это хоть какое-то чувство.– В таком случае, будь добр, прояви милосердие – позволь мне уйти.Эрик разжал пальцы.– Ступай.Игрейния направилась к двери, пожелала Джейми спокойной ночи, улыбнулась остальным и покинула зал, высоко подняв голову и гордо развернув плечи.Она знала, что охранники за ней не пойдут. Но чувствовала, что Эрик неотрывно смотрит ей в спину.Было уже поздно, когда он пришел в ее комнату. Огонь прогорел, и в камине чуть тлели угли. Игрейния слышала, как он раздевался и укладывался в постель. Одеяла дернулись, потом Эрик замер. Игрейния поняла: он удивлен, что она легла, как и он, – обнаженной.Потом она ощутила прикосновение пальцев – очень легкое, но пронизывающее, будто молния. Ласка была мимолетной, как шепот, движения – мучительно медлительны, рука не спеша перемещалась вверх и вниз по ее позвоночнику. Потом влажные губы прижались к ее затылку и последовали дорожкой, которую проложили пальцы. Эрик обнял ее за талию, накрыл ладонью грудь, и вот уже она спустилась к животу и затем еще ниже – к треугольнику между бедер. Он стал ласкать ее с такой нежностью и с таким умением, что Игрейнию потряс настоящий спазм и она лишь радовалась тому, что царившая в комнате тьма милосердно скрывала ее страсть. И когда он вошел в нее, она забыла обо всем, кроме одного – как можно полнее ощутить в себе лежащего на ней мужчину. Игрейнии показалось, что в камине снова жарко вспыхнул огонь, а на потолке засияли звезды.Она никогда не испытывала ничего подобного… Никогда.Эрик знал, что сон – самый лучший ниспосланный Богом врачеватель. Сон навевает мечты и освобождает от тягот, забот и горестных дум. Когда он проснулся, Игрейния лежала рядом, положив голову ему на плечо, ладонь на грудь, а ногу на бедро. Эрика несказанно тянуло остаться. Но он понимал: на счету каждый светлый час – время торопит, надо укреплять оборону Лэнгли.Он высвободился, откатился от Игрейнии и поднялся с постели.Дни шли своим чередом, но в воздухе все сильнее ощущалась напряженность. Игрейния постоянно слышала доносившееся со двора звяканье металла – там неустанно проходили военные учения. А около стен росло число катапульт и других осадных машин.Ее дни вошли в определенный ритм. Она никогда не просыпалась раньше Эрика и радовалась этому – при утреннем свете не хотелось разговаривать. Иногда она сквозь сон слышала, как он вставал. И как спал подле нее. Ночью, случалось, она радовалась мгновениям в темноте. В исходившем от его тела жаре, в широком развороте плеч и могучей груди было нечто такое, от чего ей становилось спокойнее. Одно дело – вспыхнуть от страсти, и совсем другое – обрести покой, зная, что он рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111