Однако Игрейния не задержалась ни перед одной из них. Ступила на другую, не такую широкую лестницу и повела Эрика дальше. Они миновали несколько узких бойниц и вошли в залитое светом помещение. Здесь повсюду стояли самодельные кровати, а через отверстие в потолке лучиками надежды проникало живительное солнце. Среди больных прохаживался молодой худой священник в черном облачении. Увидев на пороге леди Лэнгли, он удивился и нахмурился.– Игрейния, почему вы здесь? Вам следовало быть далеко от всего этого, – упрекнул он ее.Она вошла в солярий.– Познакомьтесь, отец Маккинли, это сэр Эрик. – Она подошла к одной из кроватей.Шотландец торопливо кивнул священнику и последовал за ней.У изголовья кровати он упал на колени. Перед ним лежала его Марго – он наконец-то ее нашел! Жена, казалось, спала: ни нарывы, ни язвы не омрачали красоты ее лица. Но, дотронувшись до ее щеки, Эрик чуть не отдернул руку – кожа горела огнем. Теперь он увидел нарывы – на ключицах и на шее – и едва не зарыдал. И, подняв глаза на леди Лэнгли, попросил:– Спасите ее.Игрейния присела возле больной и стала омывать ей лоб.– А где моя дочь?– Ваша дочь? – удивился отец Маккинли.– Да, Эйлин… маленькая, белокурая, с мягкими, точно шелк, кудряшками.Священник ничего не ответил.– Послушайте, здесь было не так уж много детей.– Да-да… – пробормотал служитель Божий. – Светленькая… настоящий ангелочек… Господь призвал ее к себе, сэр.Эрик поднялся от постели жены – боль разящей стрелой пронзила его сердце. В бешенстве он подскочил к Маккинли. Его так и подмывало схватить священника за горло, размозжить ему кости, разорвать плоть. Но остатки здравого смысла возобладали над гневом, и он замер перед человеком, который не дрогнул перед ним. Эрик стоял, сжимая и разжимая кулаки, и чувствовал, как судорога сводит мышцы.– Где ее тело?– В соседней комнате. Мы хотели почтить ее в смерти.– Знали, что я приду и убью вас! – горько пробормотал шотландец.– Она была прелестным ребенком, и все ее любили. Скажите, разве может сохраниться в нас страх перед насильственной смертью, если мы добровольно здесь работаем?Несмотря на затмившее разум безумие, Эрик признал, что священник прав.– Ты… – указал он на него пальцем. – Ты отведешь меня к дочери. А ты… – шотландец повернулся к леди Лэнгли, – ты устроишь Марго в отдельной комнате и будешь следить за каждым ее дыханием. И не дай Бог, чтобы оно прекратилось…– А что с остальными? – спросила Игрейния.– Мы теперь здесь, и скорее умрем все до единого, но не позволим родным отойти в мир иной в грязи и забвении. А теперь готовьте комнату для моей жены. Да не какую-нибудь, а господскую. И окружите Марго всеми удобствами. Священник, веди меня к дочери.Маккинли вывел его из солярия и отворил маленькую дверь. Там, в крохотной комнатке, на длинном деревянном комоде покоилось тельце девочки.Эрик не мог двинуться с места. Но тут за спиной раздался голос Маккинли.– Утешьтесь мыслью, что она обрела покой на небесах рядом с нашим Господом…– Оставьте меня! – сердито прорычал шотландец, и в тот же миг дверь за его спиной закрылась.Эрик пошел вперед, с трудом переставляя ноги. Он взглянул на Эйлин, и его колени подкосились, а из глаз хлынули слезы. Он едва смог проглотить застрявший в горле комок. Эрик протянул руку и дотронулся до девочки – хрупкое тельце уже успело остыть. Он прижал ее к себе, как будто пытаясь согреть, перебирал в длинных мозолистых пальцах тонкие шелковистые кудри.Эйлин – такая смешливая и улыбчивая, такая невинная среди жестокостей этого мира. Каждый раз, когда он откуда-нибудь возвращался, она простирала к нему ручонки и бежала навстречу на изящных, маленьких ножках. Он подхватывал дочь, поднимал в воздух, и она гладила его по лицу, целовала в щеку и бесконечно повторяла его имя с такой доверчивостью, что он понимал: мир стоит спасать и за свободу стоит сражаться…Невинность, доверчивость, красота – все это погибло. Солнце навсегда ушло из мира.Эрик повалился на пол, не выпуская из объятий мертвую дочь.Оставшись одна, Игрейния в смятении огляделась. Среди захваченных в плен и пока еще живых шотландцев она заметила пожилую женщину с длинными седеющими волосами. Будет жить, подумала миледи. Нарывы ее прорвались, а она, как ни странно, дышит. Чума, как и сама смерть, недоступна пониманию живых. Вот эта женщина прожила много лет, кажется дряхлой и немощной, но, судя по всему, не умрет.Другая женщина, помоложе, отошла в мир иной, пока Игрейния вытирала ей лоб. Две молодые пытались выкарабкаться. Леди Лэнгли приложила ухо к груди одной из них и обнаружила, что хрипы в легких исчезли. Эта тоже выживет. А вот вторая…– Воды! – раздался жалобный шепот.– Спокойно, спокойно, – уговаривала она, поддерживая голову больной. Не больше двадцати, почти такая же светловолосая, как Марго. Игрейния позволила ей сделать несколько неторопливых глотков и чуть не уронила ее голову на матрас, когда под каменными сводами раздался истошный крик. Даже не крик, а вопль ярости, отчаяния и муки. Словно волк задрал морду и излил небесам свою боль. Она поняла – шотландец увидел дочь.На пороге послышался какой-то звук, и она повернула голову. В дверях стояла ее служанка Дженни – лицо белое от страха; они обе – и горничная и госпожа – продолжали прислушиваться, ожидая нового крика.– Госпожа, – испуганно прошептала Дженни, – нас преследуют чудовища! – Она быстро пересекла комнату и поздоровалась с госпожой крепким и радостным объятием. – Миледи, вам так и не удалось бежать? А теперь здесь шотландцы. Они не хотят понять, что мы сделали все, что могли. Мэри ухаживала за больными в подземелье, пока не заболела сама, и теперь лежит вместе с остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111