А что было с Этной? Или с Вороном? Какие ужасы ожидали человека на Дарвине и Палтусе?
— К примеру, мир, получивший название “Париж”, познакомил нас с канцерогенной цветочной пыльцой. На Жирафе полностью отсутствовал такой необходимый микроэлемент, как цинк. Мы и сейчас не понимаем почему. Диккенс, невероятный мир, похожий даже не на Землю, а на рай самых смелых наших мечтаний, вращается вокруг крайне нестабильной звезды. Те, кто считает наши теперешние проблемы с ультрафиолетом серьезными, могут взглянуть на радиационные кривые Диккенса. Наше Солнце — миролюбивейшее из светил. А наши земные комары несравненно приятнее и дружелюбнее, чем смертоносные насекомые с Бобра. Постепенно начинало казаться, что какие-то дьявольские силы сговорились запереть человечество в этом крохотном мирке.
Слушатели нетерпеливо заерзали — вот сейчас она перейдет к долгожданному известию. “Первый класс” — вразнобой прошептали десятки людей во всех углах зала.
— Кроме того, — продолжила Хаббард, — сейчас самый подходящий момент вспомнить о восьмидесяти шести отважных мужчинах и женщинах, отдавших этим поискам жизнь. Среди них был и мой сын.
Она повернулась к Седрику. Седрик туповато кивнул.
А затем директор Хаббард заговорила совершенно о другом — и даже с другими интонациями.
— Вам всем хорошо известна организационная структура Института; он состоит из четырех основных отделов, каждым из которых “руководит один из моих заместителей. Доктор Уитлэнд занимается кадрами — нашим, как вы, конечно же, понимаете, драгоценнейшим достоянием. Доктор Мур — финансами, доктор Фиш — безопасностью, каждый из этих людей отдал Институту долгие годы верной, безупречной службы.
Ей пришлось слегка возвысить голос, удивленное перешептывание истомившихся журналистов постепенно переходило в негодующий ропот.
— Доктор Грант Девлин — относительно новичок, но и он великолепно показал себя на посту руководителя оперативного отдела. Однако мне неоднократно замечали, что Институт мог бы делать побольше для поддержания хороших отношений с вами, леди и джентльмены, — с информационным бизнесом, со средствами массовой информации. Некоторые недоброжелательные личности доходят до намеков, что в прошлом были эпизоды, когда я сама давала вам серьезные причины для обиды и раздражения.
Этот пассаж был вознагражден ироническим смехом зала. Элия улыбнулась, вспомнив многочисленные легенды об остром и безжалостном языке бессменного директора Института. Агнес Хаббард сверкнула самодовольной улыбкой:
— Вы пришли сюда, чтобы познакомиться с моим внуком, Седриком Диксоном Хаббард ом, которого я только что извлекла из совершенно не заслуженной им безвестности. Я хочу объявить, что отныне в Институте будет не четыре заместителя директора, а пять, что я назначила Седрика Диксона Хаббарда первым заместителем и возложила на него ответственность за связь со средствами массовой информации. Со всеми дальнейшими вопросами обращайтесь прямо к нему. Благодарю за внимание.
Она повернулась и вышла из зала.
Глава 10
Самп, 7 апреля
Четырнадцатилетний мальчишка почти всегда может побить десятилетнего, даже если тот крупнее. Рост доставлял Седрику много неприятностей — старшим ребятам всегда хотелось “отмолотить этого длинного”. Седрик никогда не лез в драку первым и даже не любил защищаться — его длинные грабки могли нанести противнику серьезные повреждения, а выбитые зубы или там сломанный нос вызывали у Бена и Мадж припадок не совсем понятной ярости — и все же, волей-неволей, он знал, что она такое, эта самая драка.
В частности, он знал, что такое — получить по яйцам. И вот сейчас — в точности то же самое ощущение.
Зал был парализован, оглушен.
Затем пришло понимание.
— Скажите этой шейле
, что она перепутала, что сегодня седьмое апреля, а не первое! — хрипло заорал кто-то, первым оправившийся от шока.
Судя по всему, Агнес Хаббард сама преподнесла себе подарочек на день рождения — за счет приглашенных.
А затем поднялся полный бедлам; многие угрожающе потрясали кулаками. В инстинктивном желании хоть чем-то отгородиться от разъяренной толпы Седрик прошел, пошатываясь, к трибуне и намертво в нее вцепился. К горлу его подкатывала тошнота, голова кружилась, мысли разбегались. Ну как это бабушка могла такое сделать? Зачем она оскорбила всех этих важных людей? А главное — зачем она бросила его, Седрика, этим людям на растерзание? За что? Ведь он ей ничего плохого не сделал.
Он поднял голову и увидел глаза. Десятки разъяренных глаз, сотни, а еще стеклянные глаза объективов — и все они смотрели на него. А за этими глазами — миллионы, нет — миллиарды глаз, глаза всей планеты. И все они смотрят на него.
Он еще сильнее, до боли в пальцах, сжал край трибуны и заставил себя смотреть в зал. Ничего страшного не будет. Никто его не убьет — при миллиардах-то свидетелей. Это, давшееся с неимоверным трудом, умозаключение позволило Седрику вздохнуть чуть свободнее.
И вдруг — совершенно неожиданная тишина, толпа раздалась, пропуская Хейстингза. Его лицо приобрело пепельно-серый оттенок, за эти минуты Генеральный Секретарь словно усох — и одряхлел. Он остановился рядом с трибуной и поднял на Седрика погасшие, совершенно старческие глаза. Зал затаил дыхание.
— Уйдем отсюда, мальчик. Пошли со мной.
Седрик безуспешно попытался проглотить застрявший в горле комок. Он смотрел в подернутые тусклой пленкой глаза и молчал.
Серые, ну точно как у меня. А он и вправду мой дедушка? Неужели такой человек может не знать, что у него есть внук?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138