шумная дама, сына которой убил Жнец, и теперь она желала благословить Освободителя и его поход против Смерти; полоумный горбатый юнец, закатывавший глаза и лопочущий что-то насчет пророчеств; тринадцатилетняя девочка, которой было видение, поэтому она обязательно должна была рассказать о нем Освободителю – на встречу с ним ее сопровождала гордая мамаша. Был тут еще очень больной ребенок, которого прижимала к груди насмерть перепуганная мать – та надеялась, что Освободитель принесет смерть Смерти прежде, чем ее ребенок умрет. Ребенок все время кашлял, и его рвало всем, чем бы его ни кормили. Были два тучных, в зеленых хламидах жреца Падлопана, ниолийской ипостаси Карзона, – эти мрачно давали понять, что быстро выбьют из Освободителя всю ересь, стоит им только дорваться до него. Увы, рядом с ними сидела пожилая пара с золотыми кольцами Неделимого в ушах, так что разговор не клеился.
Здоровые, крепкие люди шли пешком или оставались дома.
Жрецам и монахиням, разумеется, полагалось выкорчевывать ересь, так что они путешествовали по роду службы. Они относились к своим спутникам как к пустым людям, праздным зевакам и потенциальным еретикам. Когда Элиэль объяснила, что надеется использовать давнюю дружбу с Освободителем для того, чтобы вернуть его на путь истинный, они, кажется, немного смягчились. Но только немного. О том, что она и есть та самая Элиэль из «Филобийского Завета», она умолчала.
Какими бы убогими все они ни были, все же это были зрители, а какой актер устоит перед зрителями? Поэтому время от времени Элиэль им пела. Кажется, это понравилось всем, за исключением больного ребенка и угрюмых монахинь. Позже они с Пиолом сыграли отдельные фрагменты из его пьес, и это тоже понравилось всем, кроме жрецов, ребенка и девочки с видением, с которой случился припадок в самой кульминации «Прощания Холлаги».
Когда вол устал, фургон поплелся еще медленнее, но все же к вечеру они добрались до Джубиксби. Эту сонную, мирную деревушку, которую Элиэль с Пиолом уже проезжали несколько дней назад, теперь можно было узнать только по шпилю храма. Ее жители – как мужского, так и женского пола – перегородили все подступы к ней баррикадой и стояли, угрожающе нацелив на путников вилы и мотыги. Хорошо хоть урожай уже был убран, так что рисовые чеки, которые весной и летом залиты водой по колено, высохли теперь до состояния обычного раскисшего поля, ибо орды паломников вытоптали все, повалили изгороди и оставили после себя бесплодную пустыню.
Подурстак предусмотрительно остановил фургон за четверть мили до баррикады, в конце длинной цепочки телег и экипажей. Слуги и возницы, сторожившие экипажи, не обращали внимания на припозднившихся путников.
– Ближе не поеду, – процедил Подурстак. – Выезжаем на рассвете – все, кто захочет еще. До тех пор устраивайтесь сами.
Пассажиры пытались спорить, но безуспешно. Так и так проезд через деревню был закрыт наглухо, а по окружавшему ее болоту фургон не пройдет. Напевая, Элиэль слезла на землю и протянула руку Пиолу. Приятно было стать наконец на твердую землю. Ей не терпелось побыстрее пройти остаток пути, тем более что оставалось-то совсем немного: до невысокого холма на севере, где собирались толпы. Должно быть, там и находился Освободитель.
Пиол хотел забрать их небольшой мешок себе, но она настояла, чтобы он остался у нее. Неспешно шагая бок о бок, они двинулись по полю в обход деревни. Они шли медленно, их обгоняли все новые и новые толпы паломников. Идти было тяжело – башмаки на каждом шагу утопали в красной грязи.
В голове все вертелся припев из какой-то старой песни: «Скорбящая женщина, парень красивый…» Она уже много лет не слышала этой песни.
– Сколько? – выдохнула она.
– Тысячи! Я не вижу отсюда всех, – задыхаясь, усмехнулся Пиол. – Тронг никогда не собирал столько зрителей. Надо было нам удержать Д’варда в труппе!
Его благодушное настроение устыдило ее.
– Но кто они, эти люди, – зрители или участники? Даже Тронгу не справиться бы с таким количеством исполнителей.
По мере того как они приближались к холму, решимость покидала ее. Безнадежно! На вершине стояло строение, возможно, старая молельня. По бокам его виднелось несколько чахлых деревьев, но все остальное, что бы там ни было – трава, или изгороди, или кусты с ягодами, – скрылось под черной массой людей.
– Это же безумие какое-то! Чего им всем нужно? Только увидеть его? Коснуться рукой?
– Безумие толпы, – пробормотал Пиол. Глаза его светились отрешенностью – этот взгляд его был знаком ей с раннего детства: признак вдохновения. – Все пройдет. Медовые муравьи роятся так по весне. Освободитель – их матка, и они стремятся приблизиться к нему как можно ближе.
– Но если он говорит, большинство же не услышит ни слова!
– Он принес в их жизнь что-то новое. Они вернутся по домам и расскажут об этом всем своим друзьям. И если мир не перевернется вверх тормашками через пару недель, они забудут о нем. Это пройдет.
Когда они добрались до вытоптанного склона, Пиол взял Элиэль за руку. Тут они остановились, понимая, что любая попытка протиснуться сквозь толпу не только обречена на провал, но и просто опасна. Она слышала угрожающий ропот – это те, кто стоял выше по склону, сопротивлялись попыткам оттеснить их или подвинуть дальше. Она обменялась со стариком скорбными взглядами: ни он, ни она не отличались высоким ростом. Они даже не увидят Освободителя, не говоря о том, чтобы услышать. Наверное, он скажет что-нибудь. Должен же он сделать что-то, иначе толпа взбунтуется.
– Шш! – пронеслось по толпе. Кто-то что-то объявлял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158