– Хм. Какую новость?
– Ты сказал, что тебе надо сказать мне что-то важное.
Тибал смотрел на нее отсутствующим взглядом.
– Разве? Не помню. Я, наверно, уже сказал.
– Может, и сказал, но ты нам много чего наговорил.
Что из этого важно?
– Откуда мне знать? Я не помню, что говорил вам.
47
Только к вечеру Тарны въехали на своих усталых лошадях на длинную мощеную улицу, которая вела к Дворцу Академии. Над вершинами деревьев, раскиданных на широких полянах с коротко постриженной травой, показались острые голубые крыши. Уже проглядывал мраморный фасад. Булрион неохотно признался самому себе, что Академия выглядит весьма внушительно.
Ехавший рядом с ним Тибал Фрайнит сформулировал его мысли в выражениях, которые никогда не пришли бы в голову простому земледельцу.
– Поглядите! В Далинге тоже сохранилось много великолепных зданий, Гвин, но их со всех сторон теснят жилые Дома. Дворец же стоит в гордом одиночестве. А на каком фоне! – И он показал на поросшие лесом горы. – Замечаешь, что этот фон не только не уменьшает, но усиливает эффект монументальности? Какой гений задумал этот проект и воплотил его в мраморе? И какая самонадеянность – противопоставить творение рук человека великолепию природы! По нашим меркам Дворец огромен. А на фоне гор он кажется крошечным. Эти два впечатления ошеломляют ум, а эстетический конфликт порождает восхищение и благоговение. Гвин засмеялась:
– Как ты заговорил, Тибал! Я и не знала, что ты знаток искусства.
– Да я все это где-то прочитал. Но, правда, производит впечатление? Огоуль не единожды испытывала Дворец на прочность, но пока что он выстоял, несмотря на ее происки.
В отряде к этому времени остались лишь Тарны и шуулграт. Тигон и Шард уехали в деревню огоулгратов. Ниад и Мандасила встретила по-матерински ласковая ивилгратка, заботам которой Гвин и поручила девушку. Это было самым трудным расставанием. Гвин твердила, что скоро навестит Ниад, что ни за что не уедет не попрощавшись. Булрион тоже обещал приехать и добавил, что, если захочет, Ниад может вернуться с ними в долину. Ведь она его невестка, она спасла ему жизнь, она, может быть, даже носит его правнука.
Но сейчас Булрион был не в духе. Он очень устал и был голоден. Ему с трудом удавалось вежливо разговаривать с Тибалом, который по-прежнему беспардонно распускал хвост перед Гвин. А ей это как будто нравилось. Ни в том, ни в другой не было заметно и следа усталости. Булрион мрачно размышлял, что ему на десять лет больше, чем им обоим вместе. Ему не долго осталось ласкать свою жену, а когда его не станет, она найдет себе другого – человека примерно тех же лет, что и Тибал Фрайнит, – такого же стройного, веселого и образованного. Старый ревнивый дурак!
Да, он ревновал. Завидовал, что этому человеку предстоит жить еще много лет. Что с того, что ему самому была отпущена долгая жизнь? Он ее уже прожил. Булрион с трудом вспоминал былые годы. Они ушли навсегда. Судьбы никогда не пускают солнечные часы вспять. Шууль может наложить на человека Проклятие, вывернув его память наизнанку, но Тибал состарится, как и все люди. Поуль дает лишь одну жизнь и одну смерть каждому. Даже ивилграт не может исцелить человека от старости.
Главное – радоваться каждому дню. И не допускать в мысли прошлое и будущее.
Булрион знал, что не у него одного плохое настроение. Болтовня Тибала развлекала Гвин, но остальные Тарны ехали в мрачном молчании. Расставание с мечеными напомнило им об отсутствии Полиона. Один из Тарнов, вместе с ними уехавший из долины, никогда туда не вернется. Их не утешало соображение, что этому человеку, наверно, все равно. Он старше обычных новобранцев, и обращение скорее всего досталось ему тяжелее, чем другим, но сейчас оно уже состоялось. Где бы ни был Полион Тарн, что бы он ни делал в эту минуту, он стал Череполиким. Его семья – братья по секте. Родные по крови ему больше не нужны.
Путники остановились у основания огромной мраморной лестницы, которая вела к монументальным колоннам фасада. Исполинские размеры здания подавляли. Вокруг ни души, только гигантская бронзовая статуя на пьедестале, указывающая разъеденной коррозией рукой в дальний конец кратера. На руке сидел голубь, еще один – на голове монумента. Видимо, многие поколения голубей отдыхали на этой статуе.
– Это – старик Лоссо, – сказал Тибал, так легко спрыгивая с лошади, словно он не провел в седле целый день. – Неизвестно, конечно, были ли у него такие мышцы. Свиток в руке символизирует ученость, а разорванная цепь – свободу, которую он даровал меченым. Относительную свободу, разумеется.
– Ну и страшилище, – сказала Гвин, слезая с помощью Тибала с лошади. – Он действительно был зеленый? Никто нас, я смотрю, не встречает.
– Какие-то люди здесь должны быть. Обычно бывают. Видимо, это – штучки Лабранцы. – Тибал повернул нахмуренное лицо к Булриону. – Надо кого-то оставить с лошадьми. Пока вам ничто не угрожает.
Булрион поручил Джукиону и Ульпиону присматривать за лошадьми и начал вместе с Гвин подниматься по лестнице. Судьбы, как же все затекло! Тибал быстро пошел вперед, и Булриону было трудно за ним угнаться. Он вспомнил свой визит к правителю Далинга: ничто так не выявляет возраст, как лестница.
– Уф! – выдохнула Гвин. – Куда ты спешишь, долгоногое чудище? У меня такое чувство, словно это я везла на спине проклятую лошадь, а не она меня. – Она остановилась и обернулась. – Погляди, Булл. Отсюда виден весь кратер. Потрясающе, правда? Тайный город, затерянное царство волшебников! И как нас сюда занесло?
И главное, как нам отсюда унести ноги?
– Повезло, вот и все, – ответил Булрион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158