Но документы для того и придуманы, чтобы… Нет-нет, я понимаю, можно верить людям и на слово. Но в данном случае закон всецело на стороне Марии Алексеевны, а она хочет видеть документы, подтверждающие вашу правоту. Только и всего.
— Андрей Платонович, я же вам сказал — документ украден.
— Я, конечно, могу переговорить с княгиней, но есть обстоятельства, которые в какой-то степени препятствуют моей полной объективности в этом вопросе. Вы, должно быть, слышали, о нашей с Елизаветой Петровной помолвке? Признаюсь вам откровенно — княгиня намерена включить ваше поместье в приданое дочери.
— Что ж, поскольку вы — лицо заинтересованное, я полагаю, следует поручить посредничество в нашей тяжбе кому-то другому, — твердо сказал барон, давая понять, что разговор на этом окончен.
— Иван Иванович, я, однако, советую вам не терять времени попусту. Ведь у вас нет никаких доказательств того, что вы с покойным князем рассчитались. Другой посредник, боюсь, придет к тому же выводу, что и я.
— Я найду эти доказательства, или, по крайней мере, представлю свидетелей! И тогда вам придется переосмыслить ваши выводы. Будьте здесь завтра до полудня.
Забалуев пожал плечами и откланялся. Барон тут же позвонил в колокольчик и велел слуге позвать к нему управляющего. Карл Модестович пришел немедленно. На лице его застыло выражение несправедливой обиженности, и весь его облик словно говорил — предстаю перед вами, чист и невинен, аки агнец, и, за что был бит и унижен, мне неведомо. Барон сделал вид, что личину эту не заметил, и сразу приступил к делу.
— Я хотел бы знать, Карл Модестович, готовы ли вы искупить свою вину и вернуть себе мое расположение?
— Мечтаю, господин барон, — надменно кивнул управляющий.
— В таком случае я буду рад предоставить вам эту возможность.
— И что я должен сделать?
— Ты был свидетелем при подписании документа, подтверждающего выплату мною долга князю Долгорукому. Помнишь?
— Да, помню. Присутствовал.
— Поклянешься ли в том перед княгиней и Андреем Платоновичем Забалуевым?
— Вы обвинили меня в краже этого самого документа. А теперь хотите, чтобы я свидетельствовал в вашу пользу? Не странно ли это?
— Ты можешь доказать свою невиновность, а я перестану подозревать тебя в воровстве. И, если после всего ты пожелаешь уйти, то я выплачу тебе достаточное выходное пособие и напишу наилучшие рекомендации.
— Что же, — после некоторого раздумья сказал Шуллер. — Княгиня Мария Алексеевна думает, что все ее будут слушаться только потому, что она так желает. Но я честный человек, поверьте! И несправедливости не допущу.
— Вот и славно, а теперь ступай.
— На конюшню?
— Отправь кого-нибудь за доктором Штерном. Мне необходимо срочно переговорить с ним, — барон махнул рукой, отпуская управляющего, и тот удалился, затаив в усах недобрую улыбку.
Вот теперь-то они у меня все попляшут! — думал Карл Модестович. Долгорукая сама мне все денежки привезет, на коленях ползать будет — умолять, чтобы свидетелем не шел. Ишь, как оно — стал барону нужен, и про наказание тут же забылось. Карл Модестович — то, Карл Модестович — это! Без него — как без рук. Будет все по-моему! Будут у меня деньги!..
А Забалуев тем временем велел гнать к Долгорукой. Княгиня с дочерьми сидела в столовой и собирала приданое.
— Простых салфеток — пятьдесят восемь, вышитых — тридцать две, — считала Соня.
— Ножей серебряных — сорок восемь, а вилок с позолотою — сорок пять, — в тон ей без выражения говорила печальная Лиза.
— Куда же три вилки подевались? Никак, у нас домашний вор завелся. Глаз да глаз нужен во всем, особенно за Танькой за твоей!
— Маменька, Татьяна — честная девушка, она ни за что чужого не возьмет.
— Выйдешь за Андрея Платоновича, станешь хозяйкой в своем поместье — вот там сама и будешь про честность слуг рассуждать… Андрей Платонович?! Какими судьбами! Не случилось ли чего?
— Мне надо поговорить с вами, Мария Алексеевна. С глазу на глаз.
— Разговоры мне сейчас, конечно некстати — сами видите, к свадьбе готовимся. Но если дело серьезное… Или умер кто? — с понятной надеждой спросила Долгорукая.
— Никто не умер, Мария Алексеевна, однако одно важное дельце остается незавершенным. И в нем открылись непредвиденные обстоятельства, — Забалуев перешел на еле слышимый шепот, и по его тону княгиня поняла, что Забалуев не рисуется.
— Оставьте нас все! — строгим тоном приказала она, и, дождавшись, когда дочери уйдут, подозвала к себе Забалуева поближе. — Рассказывайте, Андрей Платонович. Что еще произошло?
— Боюсь, я принес вам дурное известие…
— Да не тяните вы! — подтолкнула Забалуева княгиня.
— Барон решил представить двоих свидетелей!
— Ох, напугали! — с облегчением рассмеялась Долгорукая. — Это новость не страшная. Два свидетеля! Да вы знаете, о ком речь?! Один — наш милейший доктор Штерн, а второй — управляющий Корфов. Я сама их подписи на расписке читала.
— И впрямь хорошо, — согласился Забалуев. — Доктор Штерн, я думаю, будет с нами солидарен — не захочет же он, право, терять практику в нашем уезде. А Карл Модестович…
— Им я займусь сама. Вы на который час снова встретиться с бароном договорились?..
Благословив Забалуева на разговор с доктором Штерном, княгиня кликнула Дмитрия.
— Скачи к Корфам. Привези ко мне этого разбойника Шуллера. Да так, чтобы барон не видел. И никто из его людей.
— Так ведь недавно пускать его не велели?
— Тогда не велела, сейчас велю по-другому. Чего разговорился-то? Делай, что сказано!
— А что, если не захочет Карл Модестович? Обиделся, небось, за грубое обращение.
— А ты ему скажи, что барыня денег обещала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56