Хоть замысел ее фильма свидетельствовал о склонности ко всякого рода махинациям, как знать, может, она искренне желала, чтобы наши отношения превратились в настоящую дружбу. Уснул я неспокойно.
Утром я встал рано и спустился в кухню.
Мсье Ти изумленно посмотрел на меня, поздоровался и предложил чашечку кофе. Я отказался – приготовляемый им черный напиток зажигал огнем желудок и сердце – и налил себе чаю.
– Я приехал ночью с Фанфан.
Эти слова повергли его в замешательство. Помолчав, он сказал с улыбкой:
– Теперь понимаешь, почему я не говорил тебе про нее?
– Не беспокойтесь. Мы с ней не спали и никогда не будем спать вместе. Мне это не нужно. В сентябре я женюсь на Лоре.
– Все равно я был прав, пряча от тебя Фанфан как можно дольше.
Я отхлебнул чаю. Старый воробей большими глотками допил свой кофе и весело добавил:
– Ты не знаешь, сколько капризов таит в себе любовь! Этот обычно сдержанный и неразговорчивый человек вдруг разоткровенничался, рассказал мне, что вчера вечером, когда они легли, Мод вдруг сунула руку в разрез его пижамных брюк. Хотя и знала, что его орган – заслуженный ветеран на покое. Тут у него мелькнула шальная мысль: «Если он шевельнется, ты его получишь…» Отросток шевельнулся. И они занялись любовью. Правда, старый Ти испытывал при этом жгучую боль.
– Ты только представь себе! – заключил он. – В восемьдесят пять лет – и на тебе!
Я был взволнован. Такое неожиданное признание укрепило нашу дружбу. Раньше мы о себе почти не говорили.
Покончив с этим отступлением, мсье Ти снова стал прежним. Вновь отдалился от меня на подобающее расстояние и красочно описал мне свою последнюю экстравагантную выходку.
Две недели назад он опубликовал в ежедневной газете «Пари-Норманди» уведомление о своей будущей кончине. Там было сказано, что он умрет на следующей неделе, в понедельник, и похороны состоятся в тот же день.
Как только газета вышла, новость разлетелась по Кер-Эмма. Мсье Ти лихо организовал свои похороны, точно обрадованный наследник. Хитро улыбаясь, он обошел городок, заказал у цветочницы роскошные венки, в похоронном бюро – фоб по мерке, не раз заходил проверить, не мал ли, потребовал шелковые подушки и кружевную накидку на катафалк. Его кокетство не знало границ. Жителей Кер-Эмма забавляли выходки старика. Он также обошел друзей и собрал послания, которые они хотели бы отправить своим умершим родственникам и друзьям. «Я скоро с ними увижусь, пользуйтесь случаем», – объяснял он. Добродушие, свойственное его разговорам о собственной кончине, заражало окружающих. Целую неделю в Кер-Эмма говорили о смерти как о верной подруге, которая никого не обойдет. Один лишь священник встревожился. Он даже притащился к мсье Ти и потребовал прекратить эту комедию. Старый Ти попросил прощения за то, что не может гарантировать свой уход в лучший мир в понедельник, однако выразил уверенность в том, что это будет знаменательный день.
Тому, кто не знает мсье Ти, эта история покажется невероятной. И все же она правдива. Он пытался рассеять свои страхи, сдабривая ими всякого рода розыгрыши; а страхи его с возрастом увеличивались. Кроме того, он хотел напомнить своим согражданам о смерти. Возмущался тем, что многие из них делают вид, будто этой мелкой неприятности не существует, и весело возглашал, что дни их сочтены. Его любимым занятием было сбивать людей с толку.
Так в воскресенье в души многих закралось подозрение, не окажется ли пророчество старого Ти верным. Ибо он, вопреки обыкновению, пошел к мессе, и всякий взволнованно пожимал ему руку, словно прощаясь с ним.
В понедельник утром в отделе некрологов газеты «Пари-Норманди» все жители городка смогли прочесть, что мсье Ти отложил свою кончину на неопределенное время и, чтобы отпраздновать продолжение своей жизни, приглашал своих ближних выпить по стаканчику в саду гостиницы «Глоб» в восемнадцать часов. Хотел насладиться чудом жизни в кругу своих друзей. Вот так он натягивал нос вечной тьме на закате своих дней.
Взволнованный шутливой серьезностью мсье Ти, я собрал на поднос ранний завтрак для Фанфан и пошел будить ее, стараясь не пролить апельсиновый сок и чай.
Я раскрыл ставни.
Фанфан потянулась и выгнулась назад так непринужденно, что я замер от восхищения. Даже видя ее спросонья, я не нуждался в воображении, чтобы возжелать ее.
– Ты не почувствовала сонного порошка в мятной воде? – улыбаясь, спросил я.
Фанфан разразилась веселым смехом.
– Я от тебя чего-то подобного и ожидала, – призналась она наконец.
Она была явно довольна, что я не вспоминал ее вчерашних речей. Такое расположение духа дамы моего сердца утвердило меня в мысли, что она просила не тревожить ее лишь затем, чтобы я приступил к решительным действиям.
Фанфан выпила апельсиновый сок, сжевала бутерброд, шутливо укоряя меня в том, что я «взял ее предательским образом», вкладывая в слово «взял» такой оттенок смысла, что, дескать, ночью я мог насладиться ею украдкой.
– Это ты раздел меня? – спросила она, явно ожидая утвердительного ответа.
Я сказал «да», и она покраснела от удовольствия; потом предложила пойти на пляж «окунуться». Она знала, что там, на берегу, я приду в такое настроение, что меня нетрудно будет сломить. Я согласился. Фанфан ненадолго закрылась в ванной и вышла оттуда в купальном костюме, в котором надеялась окончательно сломить мою сдержанность.
– Ну, идем? – спросила она, открывая окно. – Да.
И я увидел, как она бросилась в пустоту. Не успел удержать ее и увидел вновь уже на лужайке под окном. Она смеялась:
– Прыгай, тут невысоко!
В этом была вся Фанфан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43